А я ем яблоко и смотрю в окно (с)
Название: The Wisconsin Affair
Автор: Иллион
Пейринг: Илья/Наполеон, Наполеон/Илья, читать дальше ОМП/Илья, упоминается Наполеон/ОМП, Наполеон/многочисленные дамы
Рейтинг: R
Размер: миди, 5678 слов
Тип: слэш
Жанр: романс
Краткое содержание: Обычное с виду дело заставило их пересмотреть отношения и чувства. А может быть, для этого просто пришло время?
Предупреждение: упоминание измен
читать дальше
***
Ирония ситуации заключается в том, что это не измена. Вернее, измена, но не та. Всего лишь пошлый адюльтер, а не передача секретных сведений ТРАШ. Илье требуется почти два дня, чтобы выяснить это. Нильсон успешно путает следы, отправляясь на встречу с любовницей. Ну, кто, скажите на милость, назначает свидание посреди Штата Барсуков* на шоссе номер 66? Правда, везти токсичные химические образцы так далеко ради встречи с агентом ТРАШ тоже глупо.
Нильсон и не везет, как показала проверка его номера и багажа. Однако он, по-прежнему, самый вероятный источник утечки информации из секретной химической лаборатории.
Илья никогда не был ханжой, но ему неприятно, даже отвратительно смотреть на пару, которая обжимается в баре дешевого мотеля, как будто им обоим по семнадцать, и явно не собирается никуда сегодня ехать. Настолько отвратительно, что он вдвое язвительнее, чем обычно, отвечает на реплику здоровяка с кружкой пива, зачем-то подсевшего к нему.
***
Здоровяк фыркает и советует поумерить гонор. Слово за слово… Возможно, не стоило упоминать в этом штате сырные головы** и запах, ими источаемый, но Илья ни о чем не жалеет. Даже когда прикладывает говяжий стейк к скуле. По мнению его противника и нового лучшего друга Марека, который сидит рядом с таким же стейком на заплывшем глазу, это отличное средство от отеков и синяков. Илья не так уж в этом уверен, но не спорит, хотя предпочел бы просто тюбик свинцовой мази.
Все произошедшее ему даже на руку: все равно нужно было получить кое-какую информацию. А после небольшой драки, в которой никто не вышел победителем, (Илье пришлось забыть об использовании специальных приемов) он легко и просто стал «своим парнем». Марек – американец во втором поколении – как он сам гордо представился, сейчас без всяких наводящих вопросов рассказывает «дружище Дейву» всю подноготную городка с населением едва в пять сотен душ и десятка молочных ферм, его окружающих. А попробовал бы Илья задавать вопросы официально, скорее всего, тот же Марек с трудом два слова связал, если бы вообще захотел говорить.
Зато сейчас приходится внимательно вслушиваться в рассказы о разгильдяйстве пьяного водителя, из-за которого чуть не погибла лошадь старикашки Эдкинса – как на грех, пьянчугой оказался местный ветеринар, и пришлось вызывать к пострадавшей его коллегу из другого округа. И про заезжих воров, обнесших отделение Национального банка, но попавшихся в ближайшей забегаловке, где они решили отметить успех.
Пока ничего не свидетельствует о том, что здесь есть что-то интересное для ТРАШ, или действуют их агенты. Может быть, парочка, которая, кстати, почему-то не спешила уединиться в номере, несмотря на явно демонстрируемое желание, действительно решила провести в здешней глуши романтические выходные? Похоже на то. Нильсон гладит свою рыжеволосую спутницу по коленке, обтянутой узкой юбкой, та хихикает и прижимается к нему пышным бюстом.
Илью начинает подташнивать. Возможно, удар Марека был сильнее, чем он сначала предположил. А может быть, все дело в том, что Нильсон очень похож на Наполеона. Просто неприлично похож. А Наполеон ни за что не стал бы изменять жене. Илья это знает точно.
***
Напарник как-то сам завел об этом разговор, еще до начала их связи. Они сидели в небольшом баре в Гринвич-Виллидже после окончания изматывающей миссии, связанной с контрабандой произведений искусства. Наполеон выпил не больше обычного, но до этого не спал двое суток, поэтому быстро опьянел. А может быть, была и другая причина.
– Знаешь, – сказал он вдруг, – вот примерно в таком же местечке здесь неподалеку я и познакомился с Джоанной. Жаль, тот бар сгорел в шестидесятом.
– Неужели ты наизусть помнишь, где познакомился с каждой из своих девушек? Вот так память, – Илья склонил голову в ироничном поклоне. – Или приходится вести картотеку? В любом случае, это, должно быть, стоит тебе массы усилий.
– Джо… она была особенной, – Наполеон покачал головой, – мы поженились через неделю после знакомства, пришлось лететь в Вегас. Скандал был ужасный, наши семьи даже хотели аннулировать брак, ведь ни мне, ни ей не исполнилось еще двадцати одного года, но я ни разу ни о чем не пожалел. Она, бывало, жалела, что есть, то есть. И ревновала, хотя мне не нужен бы никто, кроме нее.
Илье вдруг остро стало не хватать воздуха. Наполеон не в обычном своем строгом костюме, а в трикотажном растянутом свитере с растрепанными волосами и пробивающейся щетиной, не выспавшийся, погруженный в воспоминания показался вдруг ему самым красивым и желанным человеком на земле. То есть и раньше, прекрасно зная, что это неправильно, он иногда позволял себе любоваться напарником, но никогда еще не испытывал при этом настолько ярких и интенсивных ощущений.
До Ильи внезапно дошел весь ужас его положения – он страстно желал своего друга. Полностью гетеросексуального друга, все еще тоскующего по покойной жене. Захотелось самому себе дать пощечину за неуместность подобного желания
– Что? – Наполеон по-своему истолковал шок на лице Ильи. – Не веришь, что я могу не бегать за каждой юбкой? И зря. Целых полтора года я, хоть и флиртовал, конечно, с девушками, но оставался самым верным супругом на свете и даже не думал об измене. Ни до, ни после я никогда ни к кому не испытывал таких чувств и уже не испытаю. Джоанна была особенной и у нас были особенные отношения.
Наполеон помолчал и добавил:
– Потом ее не стало.
Илья знал из досье, что Наполеон рано женился и рано овдовел, но никогда не задумывался: каково это было ему, потерять любимую (ведь очевидно же, что любимую) женщину. Он протянул руку и порывисто сжал ладонь Наполеона. Тот ответил на пожатие. Этого было мало, хотелось обнять, но Илья боялся не сдержаться и сотворить какую-нибудь глупость. Да и напарник вряд ли бы оценил такое проявление чувств на публике. Самым естественным решением в этой ситуации было заказать еще виски в знак поддержки.
Наутро Наполеон проснулся в квартире Ильи с жуткой головной болью и, судя по всему, ничего не помнил о прошедшем вечере и своих откровениях. А Илья никогда не забывал. Поэтому, когда мистер «абсолютная гетеросексуальность» оказался не таким уж гетеросексуальным, и они стали любовниками, он все равно прекрасно понимал, что не является кем-то «особенным» в жизни Наполеона.
***
Что ж, Илья и не претендовал на это звание. Слишком большая ответственность, особенно в их положении, так что ему она совершенно не нужна. Они ничего друг другу не обещали, и в этом тоже была своя честность. Наполеон продолжал встречаться с женщинами, Илья тоже мог бы, если бы хотел. Иногда он подумывал, что стоит ответить на чьи-нибудь знаки внимания, благо обделен ими не был.
Свободные отношения. В них нет места собственническим инстинктам, ревностям и изменам, ведь если все делается с согласия партнера, то это не измена. Удобно. Современно. Правильно. Наверное…
Нет, конечно, правильно, если оба хотят сохранить независимость и заранее не ждут иного отношения. Совсем другое дело, если один из партнеров думает, что он для второго «особенный», а его обманывают.
Было бы в миллион раз хуже, если бы Наполеон изменял исподтишка, как Нильсон. Тогда бы Илья не смог бы его лю… ну да, уважать как напарника и друга.
***
Нильсон поднимается, покачиваясь, его спутница, цепляется за него и визгливо смеется. На даму из ТРАШ она совершенно не похожа. И вообще, вкус у Наполеона определенно лучше, чем у Нильсона. Его женщины всегда прекрасны, пусть и чисто в эстетическом плане.
Парочка, наконец, отправляется в номер. Илья должен пойти следом, и проверить, не заблудятся ли они по дороге, но, с другой стороны, никого подозрительного вокруг нет, а у мотеля всего один выход. Не будут же они прыгать по крышам, чтобы уйти от предполагаемой погони? Вряд ли вообще сдвинутся с места до утра. А наблюдать, как Нильсон тискает свою вульгарную любовницу в коридоре – увольте. Странно, что он, имея очень привлекательную внешность и, следовательно, большой выбор, вообще посмотрел на эту женщину. Хотя… каждому свое, конечно.
– Я так и думал, что ты из наших, – вдруг тихо говорит Марек, наклонившись через стол, – сразу понял, хотя сначала еще сомневался немного. Но ты так весь вечер на этого типа глазел... А сам старался, чтобы он тебя не заметил и столик-то самый дальний выбрал. Его аж корежило под твоим взглядом, вот и сейчас, когда ты ему в спину смотрел, я все боялся, что он с лестницы упадет. Точно из наших!
– Что… ты ошибаешься, – Илья лихорадочно просчитывает варианты.
Марек из ТРАШ? Принял за своего? Маловероятно. Тогда что он имеет ввиду? Не может же быть, чтобы он…
Может. Марек глядя в глаза Илье, опускает руку под стол и сжимает его колено.
– Ну, давай, ударь, если хочешь, я уже знаю, как ты бьешь, но отвечать не стану, – говорит он все так же шепотом. – А лучше пойдем прогуляемся, воздухом подышим, тут совсем недалеко есть лодочный сарай, можем прокатится на лодке или еще чем-нибудь интересным заняться.
– Прекрати, – тихо, но твердо приказывает Илья.
О том, что впервые в жизни получил непристойное предложение от мужчины, он подумает позже. От очень симпатичного, несмотря на подбитый глаз, и судя по всему крайне возбужденного мужчины. Наполеон не делал никаких предложений, не спрашивал, он просто взял то, что хотел. Что они оба хотели…
– Не нравлюсь? – Марек убирает руку и вздыхает. – А ты мне так очень. Сразу понравился, как я тебя увидел. Волосы эти твои, глаза… а уж когда в драке пощупал, так чуть вообще не опозорился, – он смущенно улыбнулся. – Совсем не нравлюсь, значит?
Илья смотрит на мощные руки, с чуть огрубевшей кожей, длинные пальцы; переводит взгляд на лицо со славянскими чертами; прикипает глазами к яркому чувственному рту и не хочет лгать.
– Нравишься.
– Тогда..? – Марек кивает на дверь.
– Нет, – Илья с сожалением качает головой.
– Почему?
– Я не могу.
– Слушай, – Марек запинается на мгновение, но продолжает, – не хотел говорить, но этот твой… Нильсон, кажется? Зачем он тебе? Он, конечно, красавчик, каких мало, да и явно одной с нами породы, но сюда не первую уже бабу привозит. Знаю я таких – все пытаются себя убедить, что нормальные. У этого твоего дед двоюродный тут жил. Как помер, Нильсон все его имущество и землю продал Нэду Боуку совсем задешево, но выторговал себе право когда угодно приезжать в летний дом у озера. Дом – название одно, Боуку он не нужен совсем. Так Нильсон и наведывается то с одной, то с другой.
Вот оно! Домик у озера, о котором ничего неизвестно – идеальное место для встреч с агентами ТРАШ. Можно и посылки оставлять и даже небольшую химическую лабораторию организовать. Зачем с огромным риском вывозить образцы, если можно все приготовить на месте. А женщины всегда разные. Наверное, в основном для прикрытия, тем более, если Марек прав на счет предпочтений Нильсона. Может быть, он вообще им платит. Жрицы любви прекрасно знают, что о делах клиентов трепаться себе дороже. Если бы Нильсон ездил все время один, это было бы странно для местных и могло вызвать подозрение. Слухи и сейчас есть, но неопасные. Ни полиция, ни одна из секретных служб не заинтересуются рассказами о провинциальных интрижках.
– А далеко до этого дома?
– Совсем нет, если знать, как идти, – усмехается Марек, – что, проверить хочешь? Ты ведь за этим и приехал, верно?
– Может быть и так, – Илья отвечает улыбкой, ему действительно нравится этот сообразительный и внимательный парень, – только вот, объясни-ка мне сначала, почему он тут остановился, если его дом ждет.
– Гроза была недавно, дерево упало и дорогу перекрыло. Боук все обещал его убрать, да вот затянул. Завтра с утра вместе с сыновьями возьмется. Пройти там можно и берегом, но машина не проедет, – подробно объясняет Марек, глядя на губы Ильи и облизывая свои, черт его знает, осознанно или нет. – Так как на счет прогулки? Я тебе и дом, и дерево покажу на месте. Обещаю, все будет, как ты захочешь.
Кто бы устоял против такого предложения? Уж точно не агент на задании. Удастся проверить дом уже сейчас, можно будет сделать кое-какие выводы и спланировать операцию, да и утром не придется искать, куда делся Нильсон.
***
Сначала они идут молча. Марек посматривает на Илью, как будто не решается о чем-то спросить. В лунном свете он кажется моложе, и Илья задумывается, насколько велика их разница в возрасте. Лет пять? Хотя, не все ли равно? Сам Илья младше напарника, но разве это на что-то влияет? Вот опыт дело другое. Наполеон дольше работает на Дядюшку и это чувствуется. В другом месте, даже в Школе Выживания такой уникальный опыт не приобрести, только на полевой работе.
Их образ жизни воздействует на все, не только профессиональную сферу. Наполеон старается вскружить голову любой симпатичной даме, потому что знает – в любой момент агента ждет гибель. Он живет одним мгновением и наполняет его приятными событиями и эмоциями при каждом удобном случае. Возможно, поэтому же он начал их отношения, боясь что-то упустить.
Наконец, когда Илья уже полностью погрузился в раздумья, Марек заговаривает.
– Значит, твой красавчик одновременно и с тобой и с женщинами?
– Да, – машинально отвечает Илья.
Он сразу понимает, что речь не о Наполеоне, но слово не воробей, да и почему бы не поговорить с кем-то. Хоть так. Ведь другой возможности не будет.
– И ты терпишь?
– А что мне еще остается? – Илья пожимает плечами.
– Это верно, у нас не такой большой выбор.
– Дело не в выборе.
У Ильи никакого выбора нет и никогда не было. Наполеон единственный мужчина, которому он смог довериться; единственный, к кому не сумел побороть влечение.
– А в чем?
– Просто у нас такие отношения. Свободные, – последнее слово почему-то ощущается на языке, как ягодный клещ, которого, бывало, в детстве Илья, не глядя, отправлял в рот вместе с малиной.
– Свободные? – Марек внезапно разворачивается, толкает Илью спиной к дереву и нависает над ним. – Тогда он не будет против, если ты тоже хорошо проведешь время нынешней ночью.
Поцелуй Марека очень страстный. Илья отвечает, хотя не собирался. Его тело реагирует самым недвусмысленным образом. Марек трется бедром об эрекцию Ильи и довольно мычит. Хочется поддастся ему, отпустить себя, попробовать хоть раз как это может быть с другим мужчиной, не с Наполеоном. Почему бы действительно, не получить обоюдное удовольствие с симпатичным человеком, ни о чем не задумываясь? Вряд ли они с Мареком еще когда-нибудь увидятся, будет обидно, если сейчас не попробовать. Надо жить одним днем…
Илья выскальзывает из объятий, как из смертельного захвата.
– Нет. Я же сказал – нет.
– Любишь, значит, – горько выдыхает Марек, – тебе же нравилось, я чувствовал, и все равно «нет».
– При чем здесь…
– Да при всем. Если бы тебе было все равно, ты спокойно продолжал бы эти ваши «свободные отношения», – Марек будто выплевывает последние слова.
Илья хмурится. Совершенно не обязательно произносить это, как что-то грязное и недостойное, тем более, что Марек совершенно не знает ни его, ни Наполеона, ни то, какие, в действительности, отношения их связывают.
– Я ведь правду говорю. Уж точно ты следить бы не поехал, если бы тебя все устраивало. Я же видел, как ты на него смотришь – то так, будто ударить хочешь, а то задумаешься, как будто что-то хорошее вспомнишь, и такое у тебя в глазах… Эх, дурак я, еще надеялся на что-то! – Марек машет рукой влево. – Вон там дом твоего красавчика. Отправляйся, дождись его, устрой скандал, двинь ему, как следует, ты это умеешь, но не разрешай ему больше тебе изменять.
Он идет назад вдоль берега, топча их следы на мокром песке, потом останавливается и говорит, не поворачивая головы:
– Только оружие ты с собой зря взял. Не убивай. Плакать я по нему, конечно, не стану, но это противозаконно, да и…
– Ну, обещать я тебе, конечно, ничего не могу, – усмехается Илья, которого вдруг начинает откровенно забавлять вся эта мелодрама, – но я могу дать слово, что мистер Нильсон нужен мне живым и здоровым, так что стрелять буду только в самом крайнем случае.
– А то смотри, смертной казни у нас в штате нет,*** но тюрьмы настоящая помойка, даже из-за любви туда попадать не стоит, – говорит Марек и исчезает в густом тумане, внезапно сгустившимся у озера.
Любовь? Парень слишком романтичен.
Илья выжидает некоторое время и медленно идет к дому Нильсона. У него есть время подумать и вспомнить.
***
Они стали любовниками через восемь месяцев после того разговора в баре. Все произошло спонтанно. Илья ничего не планировал, а уж Наполеон и подавно. Кто же планирует собственное ранение? Да еще такое глупое.
Доблестный полицейский в столице очередной «Либерии», преследуя ночью грабителя, выстрелил в воздух. Пуля пошла под углом, срикошетила и попала в руку Наполеона, который как раз в это время чинно выходил из здания бывшего французского посольства, превращенного в базу ТРАШ, через окно на втором этаже.
Наполеон предсказуемо сорвался и упал на единственный заасфальтированный когда-то пятачок в столице. Асфальт растрескался от времени и жары и просел. В углублении образовалась самая большая и грязная лужа во всей стране, а в ней выросли подозрительного вида грибы. Местные их почему-то считали съедобными.
На шум падания сбежались охранники и тот самый полицейский, что ранил Наполеона. Илья, на этот раз прикрывавший отход, вынужден был вступить в бой, и хоть он вышел победителем, уйти по-английски не получилось. Напарникам пришлось бежать из столицы и совсем не в ту сторону, в которой их должен был подобрать вертолет. К тому же, никак не удавалось провести сеанс связи, возможно из-за начавшегося ливня. Хорошо еще, что их миссия была не первой в этой стране и на такой вот крайний случай в штаб квартире создали карту, на которой было отмечено несколько возможных убежищ.
Рассвет они встречали в полуразрушенном здании католической миссии. Во время недавней революции здесь располагалось то командование правительственных войск, то повстанцев, так что теперь было легче построить все заново, чем восстанавливать.
Илья развел маленький костерок прямо на каменном полу часовни – единственного здания, сохранившего крышу. В качестве топлива пришлось использовать деревянные обломки, сваленные в углу, оставалось надеяться, что это не были остатки алтаря или скульптур святых. Илью бы это не остановило, конечно. Он был материалистом и как ученый, и как коммунист. Однако работа на Дядюшку приучила его с одинаковым уважением относиться ко всем религиям, будь то христианство или верования племени тумба-юмба. Слишком часто он сталкивался с непознанным.
Илья устроил вымотанного напарника у огня на старом протертом до дыр одеяле, которое раньше занавешивало вход, и попытался связаться со штаб квартирой. Примерно через час ему это, наконец, удалось.
Рана Наполеона и его ушибы, конечно, не были смертельными, но все-таки мучительными, да и могли представлять серьезную опасность в отсутствии антибиотиков. В сезон дождей для европейца и меньшего достаточно, чтобы подхватить лихорадку, если ни что-то похуже.
Их одежда, особенно Наполеона, покрылась коркой грязи. Илья знал, что если вывесить вещи ненадолго наружу, то потоки дождя отлично справятся со стиркой, но, в таком случае, они либо останутся на несколько часов полностью раздетыми, либо будут вынуждены надеть мокрое. Вряд ли Наполеону это было бы полезно, но и оставить все как есть, тоже не выход.
Помощь обещали только следующей ночью. Первым делом надо было бы осмотреть и заново перевязать рану Наполеона, но сейчас он задремал, а будить не хотелось. Возможно, удастся привести себя в порядок до того, как он проснется.
Илья вытащил из одежды и аккуратно отложил в сторону оружие и главную ценность – узкий футляр с бинтом, жаль, что энергетических капсул, разработанных в лабораториях Дядюшки, не осталось. Он сбросил камуфляжную куртку, потом рубашку и майку – все было перемазано бурой жижей и пахло болотом, в которое превращаются в это время года местные поля. Пока стягивал штаны, думал, что, возможно, их стоило бы оставить на месте, как бы это ни было глупо. Они с Наполеоном видели друг друга в разных ситуациях и состояниях, да и стыдливость для агента являлась ненужной роскошью, но последнее время Илья старательно избегал обнажаться перед напарником даже на короткий срок.
Он боялся себя чем-то выдать и оскорбить друга. Ему уже и так казалось, что Наполеон иногда странно на него смотрит: то слишком пристально, а то наоборот – кидает короткие будто смущенные взгляды и отводит глаза. Что если он заподозрил, что напарник испытывает к нему что-то помимо дружеской привязанности?
Впрочем, если бы это было так, Наполеон бы, скорее всего, попытался прояснить дело. Трусом его не мог назвать даже худший враг, а недоговоренность мешает слаженной работе команды. Так что Илья счел, что у него разыгралась фантазия. Это свидетельствовало о его неспособности трезво мыслить и откровенно пугало. Хотя, страх не избавлял от почти постоянного возбуждения в присутствии Наполеона. Впрочем, сейчас они оба были слишком измучены, чтобы Илья беспокоился о неуместной реакции организма.
Развесив одежду на остатках кирпичной кладки во внутреннем дворике, он вошел в часовню и остановился на пороге, позволяя себе невинную слабость – полюбоваться спящим напарником. Илья не сразу понял, что полутьма сыграла с ним дурную шутку, не позволив заметить, что Наполеон уже не спит.
Он смотрел в ответ. И теперь не могло быть ни малейших сомнений, как именно смотрел. Илья почувствовал обжигающий взгляд на обнаженном торсе, на губах, на бедрах, на сморщившихся от холодной воды сосках, снова на бедрах, обтянутых промокшим и оттого почти прозрачным бельем. Под этим «фирменным» взглядом, приберегаемым специально для соблазнения, он возбудился так быстро, что даже испугаться не успел.
Переглядывания заняли всего несколько секунд. Потом Наполеон неловко встал, все так же не отводя горящих глаз, и одной рукой попытался расстегнуть застежку куртки. Ему определенно требовалась помощь, и Илья сделал шаг вперед, полностью осознавая, что этот шаг приведет его в пропасть. Наполеон улыбнулся, протянул здоровую руку и крепко обнял Илью, втягивая в поцелуй. Он совершенно забыл о грязной одежде, а Илья забыл, кажется, вообще обо всем на свете.
Они целовались долго, до одури, потом в три руки раздевали Наполеона, потом Илья, с трудом заставил себя разорвать объятия и снова ушел во двор, игнорируя стенания партнера – нужно было развесить его одежду, забрать свою, а главное, вымыться и хоть чуть-чуть остыть. Ни место, ни состояние Наполеона не располагали к faire l'amour,**** кому-то надо было сохранять хотя бы подобие рассудка, но, господи, как же это было тяжело.
– Знаешь, никогда не думал, что ты и это разделишь со мной, – Наполеон покачал головой, задев Илью, который бинтовал ему предплечье.
– Сиди смирно, – фыркнул Илья. – Что именно разделю? Рваное одеяло? Боюсь, если мы его начнем делить, то останемся каждый с большущей дыркой.
– У меня такое на войне было: азарт, страх, злость, усталость и эйфория; и рядом человек, который всегда прикроет тебе спину в бою, – Наполеон вздохнул. – Казалось естественным и возбуждение поделить пополам, как и все остальное. Без обязательств, без обид. Кстати, девушек мы тоже часто делили на двоих.
– Не надейся, я девушек с тобой делить не собираюсь, – в ужасе от перспективы, Илья сильнее, чем надо дернул бинт, – особенно учитывая твою самоубийственную привычку встречаться с агентами ТРАШ.
– Да я и не думал об этом, – Наполеон поморщился, может быть, от боли, может быть, от чего-то еще. – Я вообще боялся показать тебе свой интерес. Считал, что если ты узнаешь, то дружбе конец. Секс-то можно найти где угодно, а дружбу нет. Хотя, – он ухмыльнулся и прищурившись посмотрел Илье в глаза, – секса именно с тобой хотелось безумно. И сейчас так хочется, что боюсь кончить только от вида твоих мокрых волос и пары прикосновений.
Илья со стоном впился в эти невозможные губы, которые произносили такое, от чего мозг и тело синхронно плавились.
– Боже, благослови темные помещения! – отдышавшись, сказал Наполеон. – Если бы я не увидел, как ты на меня смотришь с порога, ни за что бы не решился показать, как хочу тебя.
– Я бы сам тебе сказал. Когда-нибудь.
В тот момент Илья искренне в это верил.
– И мы бы потеряли еще больше времени? Ну, уж нет, – Наполеон снова поцеловал Илью и вдруг, протянув руку, уверенно сжал его член через тонкую ткань.
Илья застонал, не разрывая поцелуя. Он стоял, наклонившись, поза была неудобной, но желание было таким ослепляющим, что член грозил порвать белье, а перед глазами все плыло… Нет. Нельзя.
– Не сейчас, – Илья со вздохом отстранился от партнера.
Если так дело пойдет и дальше, то придется бегать под дождь каждые несколько минут. Наполеон понимающе улыбнулся, явно пытаясь справиться с собственным возбуждением.
Позже они сидели у потухающего огня, крепко прижавшись почти полностью обнаженными телами, изредка оглаживая друг друга и обмениваясь легкими поцелуями, но, не переходя невидимых границ. Обоим хотелось большего, однако, пока было достаточно и этого, чтобы чувствовать себя живыми.
***
В постели они оказались в день выписки Наполеона из госпиталя и не вылезали из нее все выходные. Их самый первый раз не был нежным, он получился торопливым и скомканным – слишком долго они хотели друг друга – но совершенно прекрасным. Илье запомнился какой-то калейдоскоп из картинок и ощущений. Жадные горячие поцелуи в прихожей. Выдранная с мясом пуговица на манжете его рубашки. Стон Наполеона, когда Илья, не сдержавшись, укусил его в то место, где шея переходит в плечо. Попытки добраться, наконец, до кровати, закончившиеся в гостиной (что ж, диван тоже подошел). Раскиданная по полу одежда. Жаркие, голодные прикосновения. Такое правильное трение тел друг о друга. Пот, капающий со лба Наполеона, его рука, крепко сжимающая оба их члена, и выражение его глаз прямо перед оргазмом.
Позже, отдышавшись, они перебрались в спальню. Перед ними расстилалась одинаковая terra incognita, Наполеон не заходил со своим армейским приятелем слишком далеко, и они с энтузиазмом принялись за исследования. Наверное, впервые в жизни Илья был полностью удовлетворен. Он получил все, о чем мечтал, и даже больше – все, о чем не мог и не смел мечтать.
Когда он понял, что ему нравятся не только женщины, но и мужчины, то очень долго не мог с этим смириться и упорно гнал от себя постыдные, как ему представлялось, мысли и желания, отказываясь даже фантазировать. А когда почти смирился со своей «особенностью», то оказалось, что объектом его страсти стал лучший друг.
Это было гораздо хуже, чем интерес к незнакомцам или сослуживцам. С таким Илья научился справляться довольно быстро. А с тягой к Наполеону – нет. Совершено недопустимо, даже аморально, но, похоже, внутри прорвало какую-то плотину, и поток фантазии остановить было уже нельзя.
Стоя под душем и ругая себя последними словами за слабохарактерность, Илья представлял, как Наполеон прижимает его к стенке вот этой самой душевой кабины и берет жадно, почти на грани грубости, практически полностью накрывая своим потрясающим телом, прикусывая загривок и оставляя следы пальцев на бедрах.
Иногда, он на мгновение позволял себе представить Наполеона, раскинувшегося на постели с разведенными ногами, или его губы на своем члене, но это было уже совершенно запредельной непристойностью. Даже если бы они каким-то чудом вдруг стали любовниками, совершенно ясно, что Наполеон – этот покоритель и завоеватель – никогда бы не согласился быть снизу. Ведь так?
На самом же деле, он с одинаковой охотой брал и отдавался, для Ильи это стало настоящим откровением, даже шоком, но очень приятным. Реальность вообще была неизмеримо прекраснее выдумки. Все, что Наполеон делал, с самого начала не вызывало ни малейшей неловкости и приносило огромное наслаждение, как будто они были любовниками уже много лет.
А в перерывах между пастельными баталиями они могли и поговорить, и помолчать в свое удовольствие. Никто из них не собирался цепляться за партнера в поисках внимания, никто не устраивал сцен, не нужно было клясться и давать обещания, связывать себя обязательствами, не нужно было врать о работе, не нужно было пытаться друг под друга подстроиться – они давно уже это сделали. Их отношения стали глубже, приобрели новые грани, но, по сути, совершенно не изменились. Идеально. Одни плюсы и никаких минусов. Это устраивало обоих.
Еще через две недели Илья убедился, что их связь на самом деле, ничего не меняет – во время миссии Наполеон увлеченно ухаживал за эффектной блондинкой и, добившись успеха, уехал с ней из офиса сразу после доклада мистеру Уэйверли – и даже испытал некоторое облегчение. Все было правильно, так, как и должно быть. Если бы Наполеон прекратил флиртовать с каждой девушкой, оказавшейся в его поле зрения, это был бы уже не Наполеон. А если бы он хранил верность, то это бы означало что-то слишком уж серьезное. Пожалуй, Илья не был к такому готов. В то время не был.
***
Миссия в Висконсине завершается совершенно обыденно. Конечно, ТРАШ планировал очередной захват мира с помощью химического оружия. Как всегда, его удалось предотвратить только в самый последний момент. Нильсон оказался не просто продажной шкурой, он вступил в ТРАШ по идейным соображениям, а когда Илья попытался его арестовать, раскусил ампулу с ядом. Так что теперь нужно скрупулезно восстанавливать все его связи и просеивать персонал лаборатории сквозь мелкое сито, в поисках возможных пособников. Да и здесь, в Висконсине придется немало поработать. Уэверли уже приказал, заняться этим Илье, как только его выпустят из лап местные костоправы.
Вот в больнице, они снова и встречаются. Дейв и Марек. Агент Курякин и шериф Новак. При свете дня оказывается, что они ровесники. Делать вид, что не были незнакомы раньше глупо, но оба старательно придерживаются этой линии поведения. Каждый досадует, что не разглядел в другом того, что должен был, зато увидел совершенно лишнее.
Илья поджимает губы, глядя на человека в форме. Он должен был догадаться, но не догадался. В голову не пришло, что шериф будет пытаться склеить мужчину на ночь в дешевом мотеле. Хотя, если вдуматься, а что ему еще остается? В здешней глуши все на виду, и слухи разносятся быстро, а в мотелях люди случайные, уедут, и поминай как звали.
– Как я уже сказал, мистер Курякин, у меня приказ подключится на правах временного напарника к вашему расследованию. Окружные власти крайне заинтересованы в его результатах, – чеканит Марек, глядя куда-то поверх головы Ильи.
– Поймите, шериф, это дело не в вашей юрисдикции, и даже не в юрисдикции штата. У меня совершено ясные инструкции по привлечению к расследованию лиц, не состоящих у нас на службе. Ваша помощь будет, безусловно, полезна, но позвольте мне решать, где именно ее применять, – он тоже не смотрит на собеседника.
Пусть Марек и хорош, но Илье не нужен никакой напарник. Кроме Наполеона, конечно. Но Наполеона сейчас здесь нет, его не стали привлекать к этой миссии, в том числе из-за сходства с фигурантом дела, и направили в Египет.
– И не надейся! Больше я с тебя глаз не спущу, пока ты на моей земле! – вдруг взрывается Марек. – Одного раза хватило! Ушел я сдуру, так фермы Боука больше нет, а на месте летнего дома вообще кратер. И сам ты вон, на больничной койке оказался.
– Действительно, – знакомый бархатный голос заставляет сердце Ильи забиться быстрее, – мистера Курякина не стоит оставлять без надзора, тем более в стане врага, но уверяю вас, я за ним буду присматривать, как следует, – Наполеон входит в палату.
– Ты же должен быть в Египте, – говорит Илья вместо приветствия, – еще, как минимум, неделю.
– И я тебя тоже рад видеть, наше маленькое дельце в Египте завершилось удачно, так что я сразу после возвращения отправился сюда, – Наполеон широко улыбается, сжимает руку Ильи в коротком пожатии и оборачивается к Мареку, который стоит, как громом пораженный.
– Простите шериф, я был невежлив, мое имя Наполеон Соло, я напарник мистера Курякина, рад видеть вас.
Марек бормочет что-то невнятное, коротко касается предложенной руки и буквально вылетает из палаты.
– Что это с ним? – удивленно спрашивает Наполеон.
– Он понял, что место моего напарника прочно занято одним самовлюбленным типом, – фыркает Илья.
Позже Илья, наверное, расскажет Наполеону о Мареке Новаке более подробно. Вряд ли шериф скажет или сделает что-то, что может их поставить под удар, он показался Илье хорошим человеком, да и сам пострадает, в случае, если вскроется правда об его ориентации, но все-таки береженого бог бережет. Наполеон должен знать. А, может быть, и нет. Слишком многое придется объяснять.
– Точно понял?
– Совершенно точно.
– А что, он претендовал на мое место? – Наполеон присаживается на край кровати.
– Да еще как рьяно.
– Хм, мне это совершенно не нравится, – Наполеон берет Илью за плечи и притягивает к себе, – может быть, мне стоит написать и повесить на тебя табличку, что ты мой, и только мой… напарник.
– А ты? Мой? – спрашивает вдруг Илья с горечью, удивившей его самого.
Он не собирался говорить ничего подобного, но, видимо, вчерашние разговоры с Мареком даром не прошли. К тому же слова Наполеона и поза, в которой они находятся, весьма провокационны. Хотя Илья не сомневается, что если сюда вдруг войдет молоденькая сестра Роджерс, то Наполеон сумеет ей так голову задурить, что она не вспомнит ничего необычного. В конце концов, именно он вывел искусство флирта на совершенно новый уровень путем непрестанных тренировок. И вот сейчас зачем-то практикуется на нем, Илье.
– Твой, Илья, если захочешь, только твой, – Наполеон сейчас непривычно серьезен. Знаешь, я хотел сказать тебе об этом. Уже некоторое время хотел, но все откладывал. А когда, сообщили, что ты погиб…
– Подожди, – перебивает Илья, – а ты откуда об этом узнал? Мои документы действительно нашли на месте взрыва, их забрал агент ТРАШ, но ведь все очень быстро разъяснилось.
– Разъяснилось, но местные власти успели оповестить штаб квартиру. Как раз, когда там получили эту информацию, я разговаривал по каналу «Д» с Эмили. К ней прибежала зареванная Ханна и огорошила этой новостью. Ты даже не представляешь, насколько популярен у наших девушек, они рыдали всем отделом, пока ситуация не разъяснилась. А я…
– Неужели тоже рыдал? – не может удержаться от шпильки Илья.
– Нет, конечно, просто вместо того, чтобы неделю следить за объектом быстро разгромил один маленький клуб любителей пения дроздов и вытряс из основателя нужную нам информацию. Правда, Уэйверли остался недоволен масштабом разрушений, но я не жалею. Мне необходимо было вернуться, как можно скорее, чтобы самому во всем разобраться. Я не хотел верить в твою смерть, но и не думать об этом не мог. О том, что ты на самом деле жив я узнал только пару часов назад от Уэйверли.
– Девушки тебе не сообщили?
– Коммуникатор сломался, – небрежно пожимает плечами Наполеон и опускает глаза.
Однако Илья успевает заметить в них что-то такое, чему там совершенно не место. Страх? Боль потери?
Он старается придумать шутку, которая бы сгладила неловкость ситуации, но понимает, что все равно ничего не выйдет.
– Пожалуйста, – Наполеон наклоняется еще ниже и шепчет ему прямо в губы, – пожалуйста...
Илья знает, о чем его хотят, но не решаются попросить: «Пожалуйста, не покидай меня, пожалуйста, оставайся в живых, пожалуйста, будь осторожен». Сам бы он просил о том же, если бы имел на это право. Но прав таких нет ни у него, ни у Наполеона.
– Мы оба постараемся, не надейся, что так просто от меня избавишься, – говорит Илья.
Наполеон кивает и снова шепчет:
– Ты самый дорогой для меня человек на свете. Особенный.
Илья счастливо улыбается и целует Наполеона.
Это совершенно безрассудно, но необходимо сейчас им обоим. Поцелуй обжигает рот, лишает дыхания и разума. Наполеон впивается в губы Ильи так, как будто они расстались недели, даже годы назад и вот, наконец, встретились. Илья отвечает ему с не меньшей страстью.
***
«Люблю, я действительно его люблю», – думает Илья позже; Наполеона с трудом удалось выставить из палаты и отправить в тот самый мотель, в котором останавливался Нильсон, вот хозяин-то удивится, – «и кажется, он тоже любит». Они не будут говорить об этом, точно не в ближайшее время, но просто знать, дорогого стоит.
Уже почти уснув, Илья вдруг резко открывает глаза и садится на постели. Он забыл сказать что-то очень важное, хорошо, что коммуникатор с собой.
– Наполеон, – зовет Илья, – Наполеон!
– Да, Илья? – отзывается сонный голос.
– Послушай, то, что ты только мой… напарник, вовсе не значит, что теперь под запретом любые другие отношения. Девушки уже не раз помогали тебе спастись, а это для меня в миллион раз важнее.
– Что ж, если речь будет идти о рабочей необходимости, я тоже готов смириться с тем, что ты найдешь себе временную напарницу или даже напарника, но только в этом случае. Кажется, я стал очень ревностно относиться к партнерским отношениям, – Наполеон тихо смеется. – Кстати, шериф Новак передает тебе привет. Он встретил меня в мотеле и сказал, что пересчитает все ребра и свернет на бок нос, если я еще раз изменю своему… напарнику. Ты ничего мне не хочешь рассказать?
Илья со стоном откидывается на подушки.
* «Штат Барсуков» – Висконсин
** «Сырные головы» – обидное прозвище жителей штата
*** Смертной казни в этом штате не было с середины 19 века
****«faire l'amour» – занятия любовью
А вот это была как бы иллюстрация, я ее выкладывала уже отдельно.
Сонет 117
Автор: Иллион
Пейринг: Илья/Наполеон, Наполеон/Илья, читать дальше ОМП/Илья, упоминается Наполеон/ОМП, Наполеон/многочисленные дамы
Рейтинг: R
Размер: миди, 5678 слов
Тип: слэш
Жанр: романс
Краткое содержание: Обычное с виду дело заставило их пересмотреть отношения и чувства. А может быть, для этого просто пришло время?
Предупреждение: упоминание измен
читать дальше
***
Ирония ситуации заключается в том, что это не измена. Вернее, измена, но не та. Всего лишь пошлый адюльтер, а не передача секретных сведений ТРАШ. Илье требуется почти два дня, чтобы выяснить это. Нильсон успешно путает следы, отправляясь на встречу с любовницей. Ну, кто, скажите на милость, назначает свидание посреди Штата Барсуков* на шоссе номер 66? Правда, везти токсичные химические образцы так далеко ради встречи с агентом ТРАШ тоже глупо.
Нильсон и не везет, как показала проверка его номера и багажа. Однако он, по-прежнему, самый вероятный источник утечки информации из секретной химической лаборатории.
Илья никогда не был ханжой, но ему неприятно, даже отвратительно смотреть на пару, которая обжимается в баре дешевого мотеля, как будто им обоим по семнадцать, и явно не собирается никуда сегодня ехать. Настолько отвратительно, что он вдвое язвительнее, чем обычно, отвечает на реплику здоровяка с кружкой пива, зачем-то подсевшего к нему.
***
Здоровяк фыркает и советует поумерить гонор. Слово за слово… Возможно, не стоило упоминать в этом штате сырные головы** и запах, ими источаемый, но Илья ни о чем не жалеет. Даже когда прикладывает говяжий стейк к скуле. По мнению его противника и нового лучшего друга Марека, который сидит рядом с таким же стейком на заплывшем глазу, это отличное средство от отеков и синяков. Илья не так уж в этом уверен, но не спорит, хотя предпочел бы просто тюбик свинцовой мази.
Все произошедшее ему даже на руку: все равно нужно было получить кое-какую информацию. А после небольшой драки, в которой никто не вышел победителем, (Илье пришлось забыть об использовании специальных приемов) он легко и просто стал «своим парнем». Марек – американец во втором поколении – как он сам гордо представился, сейчас без всяких наводящих вопросов рассказывает «дружище Дейву» всю подноготную городка с населением едва в пять сотен душ и десятка молочных ферм, его окружающих. А попробовал бы Илья задавать вопросы официально, скорее всего, тот же Марек с трудом два слова связал, если бы вообще захотел говорить.
Зато сейчас приходится внимательно вслушиваться в рассказы о разгильдяйстве пьяного водителя, из-за которого чуть не погибла лошадь старикашки Эдкинса – как на грех, пьянчугой оказался местный ветеринар, и пришлось вызывать к пострадавшей его коллегу из другого округа. И про заезжих воров, обнесших отделение Национального банка, но попавшихся в ближайшей забегаловке, где они решили отметить успех.
Пока ничего не свидетельствует о том, что здесь есть что-то интересное для ТРАШ, или действуют их агенты. Может быть, парочка, которая, кстати, почему-то не спешила уединиться в номере, несмотря на явно демонстрируемое желание, действительно решила провести в здешней глуши романтические выходные? Похоже на то. Нильсон гладит свою рыжеволосую спутницу по коленке, обтянутой узкой юбкой, та хихикает и прижимается к нему пышным бюстом.
Илью начинает подташнивать. Возможно, удар Марека был сильнее, чем он сначала предположил. А может быть, все дело в том, что Нильсон очень похож на Наполеона. Просто неприлично похож. А Наполеон ни за что не стал бы изменять жене. Илья это знает точно.
***
Напарник как-то сам завел об этом разговор, еще до начала их связи. Они сидели в небольшом баре в Гринвич-Виллидже после окончания изматывающей миссии, связанной с контрабандой произведений искусства. Наполеон выпил не больше обычного, но до этого не спал двое суток, поэтому быстро опьянел. А может быть, была и другая причина.
– Знаешь, – сказал он вдруг, – вот примерно в таком же местечке здесь неподалеку я и познакомился с Джоанной. Жаль, тот бар сгорел в шестидесятом.
– Неужели ты наизусть помнишь, где познакомился с каждой из своих девушек? Вот так память, – Илья склонил голову в ироничном поклоне. – Или приходится вести картотеку? В любом случае, это, должно быть, стоит тебе массы усилий.
– Джо… она была особенной, – Наполеон покачал головой, – мы поженились через неделю после знакомства, пришлось лететь в Вегас. Скандал был ужасный, наши семьи даже хотели аннулировать брак, ведь ни мне, ни ей не исполнилось еще двадцати одного года, но я ни разу ни о чем не пожалел. Она, бывало, жалела, что есть, то есть. И ревновала, хотя мне не нужен бы никто, кроме нее.
Илье вдруг остро стало не хватать воздуха. Наполеон не в обычном своем строгом костюме, а в трикотажном растянутом свитере с растрепанными волосами и пробивающейся щетиной, не выспавшийся, погруженный в воспоминания показался вдруг ему самым красивым и желанным человеком на земле. То есть и раньше, прекрасно зная, что это неправильно, он иногда позволял себе любоваться напарником, но никогда еще не испытывал при этом настолько ярких и интенсивных ощущений.
До Ильи внезапно дошел весь ужас его положения – он страстно желал своего друга. Полностью гетеросексуального друга, все еще тоскующего по покойной жене. Захотелось самому себе дать пощечину за неуместность подобного желания
– Что? – Наполеон по-своему истолковал шок на лице Ильи. – Не веришь, что я могу не бегать за каждой юбкой? И зря. Целых полтора года я, хоть и флиртовал, конечно, с девушками, но оставался самым верным супругом на свете и даже не думал об измене. Ни до, ни после я никогда ни к кому не испытывал таких чувств и уже не испытаю. Джоанна была особенной и у нас были особенные отношения.
Наполеон помолчал и добавил:
– Потом ее не стало.
Илья знал из досье, что Наполеон рано женился и рано овдовел, но никогда не задумывался: каково это было ему, потерять любимую (ведь очевидно же, что любимую) женщину. Он протянул руку и порывисто сжал ладонь Наполеона. Тот ответил на пожатие. Этого было мало, хотелось обнять, но Илья боялся не сдержаться и сотворить какую-нибудь глупость. Да и напарник вряд ли бы оценил такое проявление чувств на публике. Самым естественным решением в этой ситуации было заказать еще виски в знак поддержки.
Наутро Наполеон проснулся в квартире Ильи с жуткой головной болью и, судя по всему, ничего не помнил о прошедшем вечере и своих откровениях. А Илья никогда не забывал. Поэтому, когда мистер «абсолютная гетеросексуальность» оказался не таким уж гетеросексуальным, и они стали любовниками, он все равно прекрасно понимал, что не является кем-то «особенным» в жизни Наполеона.
***
Что ж, Илья и не претендовал на это звание. Слишком большая ответственность, особенно в их положении, так что ему она совершенно не нужна. Они ничего друг другу не обещали, и в этом тоже была своя честность. Наполеон продолжал встречаться с женщинами, Илья тоже мог бы, если бы хотел. Иногда он подумывал, что стоит ответить на чьи-нибудь знаки внимания, благо обделен ими не был.
Свободные отношения. В них нет места собственническим инстинктам, ревностям и изменам, ведь если все делается с согласия партнера, то это не измена. Удобно. Современно. Правильно. Наверное…
Нет, конечно, правильно, если оба хотят сохранить независимость и заранее не ждут иного отношения. Совсем другое дело, если один из партнеров думает, что он для второго «особенный», а его обманывают.
Было бы в миллион раз хуже, если бы Наполеон изменял исподтишка, как Нильсон. Тогда бы Илья не смог бы его лю… ну да, уважать как напарника и друга.
***
Нильсон поднимается, покачиваясь, его спутница, цепляется за него и визгливо смеется. На даму из ТРАШ она совершенно не похожа. И вообще, вкус у Наполеона определенно лучше, чем у Нильсона. Его женщины всегда прекрасны, пусть и чисто в эстетическом плане.
Парочка, наконец, отправляется в номер. Илья должен пойти следом, и проверить, не заблудятся ли они по дороге, но, с другой стороны, никого подозрительного вокруг нет, а у мотеля всего один выход. Не будут же они прыгать по крышам, чтобы уйти от предполагаемой погони? Вряд ли вообще сдвинутся с места до утра. А наблюдать, как Нильсон тискает свою вульгарную любовницу в коридоре – увольте. Странно, что он, имея очень привлекательную внешность и, следовательно, большой выбор, вообще посмотрел на эту женщину. Хотя… каждому свое, конечно.
– Я так и думал, что ты из наших, – вдруг тихо говорит Марек, наклонившись через стол, – сразу понял, хотя сначала еще сомневался немного. Но ты так весь вечер на этого типа глазел... А сам старался, чтобы он тебя не заметил и столик-то самый дальний выбрал. Его аж корежило под твоим взглядом, вот и сейчас, когда ты ему в спину смотрел, я все боялся, что он с лестницы упадет. Точно из наших!
– Что… ты ошибаешься, – Илья лихорадочно просчитывает варианты.
Марек из ТРАШ? Принял за своего? Маловероятно. Тогда что он имеет ввиду? Не может же быть, чтобы он…
Может. Марек глядя в глаза Илье, опускает руку под стол и сжимает его колено.
– Ну, давай, ударь, если хочешь, я уже знаю, как ты бьешь, но отвечать не стану, – говорит он все так же шепотом. – А лучше пойдем прогуляемся, воздухом подышим, тут совсем недалеко есть лодочный сарай, можем прокатится на лодке или еще чем-нибудь интересным заняться.
– Прекрати, – тихо, но твердо приказывает Илья.
О том, что впервые в жизни получил непристойное предложение от мужчины, он подумает позже. От очень симпатичного, несмотря на подбитый глаз, и судя по всему крайне возбужденного мужчины. Наполеон не делал никаких предложений, не спрашивал, он просто взял то, что хотел. Что они оба хотели…
– Не нравлюсь? – Марек убирает руку и вздыхает. – А ты мне так очень. Сразу понравился, как я тебя увидел. Волосы эти твои, глаза… а уж когда в драке пощупал, так чуть вообще не опозорился, – он смущенно улыбнулся. – Совсем не нравлюсь, значит?
Илья смотрит на мощные руки, с чуть огрубевшей кожей, длинные пальцы; переводит взгляд на лицо со славянскими чертами; прикипает глазами к яркому чувственному рту и не хочет лгать.
– Нравишься.
– Тогда..? – Марек кивает на дверь.
– Нет, – Илья с сожалением качает головой.
– Почему?
– Я не могу.
– Слушай, – Марек запинается на мгновение, но продолжает, – не хотел говорить, но этот твой… Нильсон, кажется? Зачем он тебе? Он, конечно, красавчик, каких мало, да и явно одной с нами породы, но сюда не первую уже бабу привозит. Знаю я таких – все пытаются себя убедить, что нормальные. У этого твоего дед двоюродный тут жил. Как помер, Нильсон все его имущество и землю продал Нэду Боуку совсем задешево, но выторговал себе право когда угодно приезжать в летний дом у озера. Дом – название одно, Боуку он не нужен совсем. Так Нильсон и наведывается то с одной, то с другой.
Вот оно! Домик у озера, о котором ничего неизвестно – идеальное место для встреч с агентами ТРАШ. Можно и посылки оставлять и даже небольшую химическую лабораторию организовать. Зачем с огромным риском вывозить образцы, если можно все приготовить на месте. А женщины всегда разные. Наверное, в основном для прикрытия, тем более, если Марек прав на счет предпочтений Нильсона. Может быть, он вообще им платит. Жрицы любви прекрасно знают, что о делах клиентов трепаться себе дороже. Если бы Нильсон ездил все время один, это было бы странно для местных и могло вызвать подозрение. Слухи и сейчас есть, но неопасные. Ни полиция, ни одна из секретных служб не заинтересуются рассказами о провинциальных интрижках.
– А далеко до этого дома?
– Совсем нет, если знать, как идти, – усмехается Марек, – что, проверить хочешь? Ты ведь за этим и приехал, верно?
– Может быть и так, – Илья отвечает улыбкой, ему действительно нравится этот сообразительный и внимательный парень, – только вот, объясни-ка мне сначала, почему он тут остановился, если его дом ждет.
– Гроза была недавно, дерево упало и дорогу перекрыло. Боук все обещал его убрать, да вот затянул. Завтра с утра вместе с сыновьями возьмется. Пройти там можно и берегом, но машина не проедет, – подробно объясняет Марек, глядя на губы Ильи и облизывая свои, черт его знает, осознанно или нет. – Так как на счет прогулки? Я тебе и дом, и дерево покажу на месте. Обещаю, все будет, как ты захочешь.
Кто бы устоял против такого предложения? Уж точно не агент на задании. Удастся проверить дом уже сейчас, можно будет сделать кое-какие выводы и спланировать операцию, да и утром не придется искать, куда делся Нильсон.
***
Сначала они идут молча. Марек посматривает на Илью, как будто не решается о чем-то спросить. В лунном свете он кажется моложе, и Илья задумывается, насколько велика их разница в возрасте. Лет пять? Хотя, не все ли равно? Сам Илья младше напарника, но разве это на что-то влияет? Вот опыт дело другое. Наполеон дольше работает на Дядюшку и это чувствуется. В другом месте, даже в Школе Выживания такой уникальный опыт не приобрести, только на полевой работе.
Их образ жизни воздействует на все, не только профессиональную сферу. Наполеон старается вскружить голову любой симпатичной даме, потому что знает – в любой момент агента ждет гибель. Он живет одним мгновением и наполняет его приятными событиями и эмоциями при каждом удобном случае. Возможно, поэтому же он начал их отношения, боясь что-то упустить.
Наконец, когда Илья уже полностью погрузился в раздумья, Марек заговаривает.
– Значит, твой красавчик одновременно и с тобой и с женщинами?
– Да, – машинально отвечает Илья.
Он сразу понимает, что речь не о Наполеоне, но слово не воробей, да и почему бы не поговорить с кем-то. Хоть так. Ведь другой возможности не будет.
– И ты терпишь?
– А что мне еще остается? – Илья пожимает плечами.
– Это верно, у нас не такой большой выбор.
– Дело не в выборе.
У Ильи никакого выбора нет и никогда не было. Наполеон единственный мужчина, которому он смог довериться; единственный, к кому не сумел побороть влечение.
– А в чем?
– Просто у нас такие отношения. Свободные, – последнее слово почему-то ощущается на языке, как ягодный клещ, которого, бывало, в детстве Илья, не глядя, отправлял в рот вместе с малиной.
– Свободные? – Марек внезапно разворачивается, толкает Илью спиной к дереву и нависает над ним. – Тогда он не будет против, если ты тоже хорошо проведешь время нынешней ночью.
Поцелуй Марека очень страстный. Илья отвечает, хотя не собирался. Его тело реагирует самым недвусмысленным образом. Марек трется бедром об эрекцию Ильи и довольно мычит. Хочется поддастся ему, отпустить себя, попробовать хоть раз как это может быть с другим мужчиной, не с Наполеоном. Почему бы действительно, не получить обоюдное удовольствие с симпатичным человеком, ни о чем не задумываясь? Вряд ли они с Мареком еще когда-нибудь увидятся, будет обидно, если сейчас не попробовать. Надо жить одним днем…
Илья выскальзывает из объятий, как из смертельного захвата.
– Нет. Я же сказал – нет.
– Любишь, значит, – горько выдыхает Марек, – тебе же нравилось, я чувствовал, и все равно «нет».
– При чем здесь…
– Да при всем. Если бы тебе было все равно, ты спокойно продолжал бы эти ваши «свободные отношения», – Марек будто выплевывает последние слова.
Илья хмурится. Совершенно не обязательно произносить это, как что-то грязное и недостойное, тем более, что Марек совершенно не знает ни его, ни Наполеона, ни то, какие, в действительности, отношения их связывают.
– Я ведь правду говорю. Уж точно ты следить бы не поехал, если бы тебя все устраивало. Я же видел, как ты на него смотришь – то так, будто ударить хочешь, а то задумаешься, как будто что-то хорошее вспомнишь, и такое у тебя в глазах… Эх, дурак я, еще надеялся на что-то! – Марек машет рукой влево. – Вон там дом твоего красавчика. Отправляйся, дождись его, устрой скандал, двинь ему, как следует, ты это умеешь, но не разрешай ему больше тебе изменять.
Он идет назад вдоль берега, топча их следы на мокром песке, потом останавливается и говорит, не поворачивая головы:
– Только оружие ты с собой зря взял. Не убивай. Плакать я по нему, конечно, не стану, но это противозаконно, да и…
– Ну, обещать я тебе, конечно, ничего не могу, – усмехается Илья, которого вдруг начинает откровенно забавлять вся эта мелодрама, – но я могу дать слово, что мистер Нильсон нужен мне живым и здоровым, так что стрелять буду только в самом крайнем случае.
– А то смотри, смертной казни у нас в штате нет,*** но тюрьмы настоящая помойка, даже из-за любви туда попадать не стоит, – говорит Марек и исчезает в густом тумане, внезапно сгустившимся у озера.
Любовь? Парень слишком романтичен.
Илья выжидает некоторое время и медленно идет к дому Нильсона. У него есть время подумать и вспомнить.
***
Они стали любовниками через восемь месяцев после того разговора в баре. Все произошло спонтанно. Илья ничего не планировал, а уж Наполеон и подавно. Кто же планирует собственное ранение? Да еще такое глупое.
Доблестный полицейский в столице очередной «Либерии», преследуя ночью грабителя, выстрелил в воздух. Пуля пошла под углом, срикошетила и попала в руку Наполеона, который как раз в это время чинно выходил из здания бывшего французского посольства, превращенного в базу ТРАШ, через окно на втором этаже.
Наполеон предсказуемо сорвался и упал на единственный заасфальтированный когда-то пятачок в столице. Асфальт растрескался от времени и жары и просел. В углублении образовалась самая большая и грязная лужа во всей стране, а в ней выросли подозрительного вида грибы. Местные их почему-то считали съедобными.
На шум падания сбежались охранники и тот самый полицейский, что ранил Наполеона. Илья, на этот раз прикрывавший отход, вынужден был вступить в бой, и хоть он вышел победителем, уйти по-английски не получилось. Напарникам пришлось бежать из столицы и совсем не в ту сторону, в которой их должен был подобрать вертолет. К тому же, никак не удавалось провести сеанс связи, возможно из-за начавшегося ливня. Хорошо еще, что их миссия была не первой в этой стране и на такой вот крайний случай в штаб квартире создали карту, на которой было отмечено несколько возможных убежищ.
Рассвет они встречали в полуразрушенном здании католической миссии. Во время недавней революции здесь располагалось то командование правительственных войск, то повстанцев, так что теперь было легче построить все заново, чем восстанавливать.
Илья развел маленький костерок прямо на каменном полу часовни – единственного здания, сохранившего крышу. В качестве топлива пришлось использовать деревянные обломки, сваленные в углу, оставалось надеяться, что это не были остатки алтаря или скульптур святых. Илью бы это не остановило, конечно. Он был материалистом и как ученый, и как коммунист. Однако работа на Дядюшку приучила его с одинаковым уважением относиться ко всем религиям, будь то христианство или верования племени тумба-юмба. Слишком часто он сталкивался с непознанным.
Илья устроил вымотанного напарника у огня на старом протертом до дыр одеяле, которое раньше занавешивало вход, и попытался связаться со штаб квартирой. Примерно через час ему это, наконец, удалось.
Рана Наполеона и его ушибы, конечно, не были смертельными, но все-таки мучительными, да и могли представлять серьезную опасность в отсутствии антибиотиков. В сезон дождей для европейца и меньшего достаточно, чтобы подхватить лихорадку, если ни что-то похуже.
Их одежда, особенно Наполеона, покрылась коркой грязи. Илья знал, что если вывесить вещи ненадолго наружу, то потоки дождя отлично справятся со стиркой, но, в таком случае, они либо останутся на несколько часов полностью раздетыми, либо будут вынуждены надеть мокрое. Вряд ли Наполеону это было бы полезно, но и оставить все как есть, тоже не выход.
Помощь обещали только следующей ночью. Первым делом надо было бы осмотреть и заново перевязать рану Наполеона, но сейчас он задремал, а будить не хотелось. Возможно, удастся привести себя в порядок до того, как он проснется.
Илья вытащил из одежды и аккуратно отложил в сторону оружие и главную ценность – узкий футляр с бинтом, жаль, что энергетических капсул, разработанных в лабораториях Дядюшки, не осталось. Он сбросил камуфляжную куртку, потом рубашку и майку – все было перемазано бурой жижей и пахло болотом, в которое превращаются в это время года местные поля. Пока стягивал штаны, думал, что, возможно, их стоило бы оставить на месте, как бы это ни было глупо. Они с Наполеоном видели друг друга в разных ситуациях и состояниях, да и стыдливость для агента являлась ненужной роскошью, но последнее время Илья старательно избегал обнажаться перед напарником даже на короткий срок.
Он боялся себя чем-то выдать и оскорбить друга. Ему уже и так казалось, что Наполеон иногда странно на него смотрит: то слишком пристально, а то наоборот – кидает короткие будто смущенные взгляды и отводит глаза. Что если он заподозрил, что напарник испытывает к нему что-то помимо дружеской привязанности?
Впрочем, если бы это было так, Наполеон бы, скорее всего, попытался прояснить дело. Трусом его не мог назвать даже худший враг, а недоговоренность мешает слаженной работе команды. Так что Илья счел, что у него разыгралась фантазия. Это свидетельствовало о его неспособности трезво мыслить и откровенно пугало. Хотя, страх не избавлял от почти постоянного возбуждения в присутствии Наполеона. Впрочем, сейчас они оба были слишком измучены, чтобы Илья беспокоился о неуместной реакции организма.
Развесив одежду на остатках кирпичной кладки во внутреннем дворике, он вошел в часовню и остановился на пороге, позволяя себе невинную слабость – полюбоваться спящим напарником. Илья не сразу понял, что полутьма сыграла с ним дурную шутку, не позволив заметить, что Наполеон уже не спит.
Он смотрел в ответ. И теперь не могло быть ни малейших сомнений, как именно смотрел. Илья почувствовал обжигающий взгляд на обнаженном торсе, на губах, на бедрах, на сморщившихся от холодной воды сосках, снова на бедрах, обтянутых промокшим и оттого почти прозрачным бельем. Под этим «фирменным» взглядом, приберегаемым специально для соблазнения, он возбудился так быстро, что даже испугаться не успел.
Переглядывания заняли всего несколько секунд. Потом Наполеон неловко встал, все так же не отводя горящих глаз, и одной рукой попытался расстегнуть застежку куртки. Ему определенно требовалась помощь, и Илья сделал шаг вперед, полностью осознавая, что этот шаг приведет его в пропасть. Наполеон улыбнулся, протянул здоровую руку и крепко обнял Илью, втягивая в поцелуй. Он совершенно забыл о грязной одежде, а Илья забыл, кажется, вообще обо всем на свете.
Они целовались долго, до одури, потом в три руки раздевали Наполеона, потом Илья, с трудом заставил себя разорвать объятия и снова ушел во двор, игнорируя стенания партнера – нужно было развесить его одежду, забрать свою, а главное, вымыться и хоть чуть-чуть остыть. Ни место, ни состояние Наполеона не располагали к faire l'amour,**** кому-то надо было сохранять хотя бы подобие рассудка, но, господи, как же это было тяжело.
– Знаешь, никогда не думал, что ты и это разделишь со мной, – Наполеон покачал головой, задев Илью, который бинтовал ему предплечье.
– Сиди смирно, – фыркнул Илья. – Что именно разделю? Рваное одеяло? Боюсь, если мы его начнем делить, то останемся каждый с большущей дыркой.
– У меня такое на войне было: азарт, страх, злость, усталость и эйфория; и рядом человек, который всегда прикроет тебе спину в бою, – Наполеон вздохнул. – Казалось естественным и возбуждение поделить пополам, как и все остальное. Без обязательств, без обид. Кстати, девушек мы тоже часто делили на двоих.
– Не надейся, я девушек с тобой делить не собираюсь, – в ужасе от перспективы, Илья сильнее, чем надо дернул бинт, – особенно учитывая твою самоубийственную привычку встречаться с агентами ТРАШ.
– Да я и не думал об этом, – Наполеон поморщился, может быть, от боли, может быть, от чего-то еще. – Я вообще боялся показать тебе свой интерес. Считал, что если ты узнаешь, то дружбе конец. Секс-то можно найти где угодно, а дружбу нет. Хотя, – он ухмыльнулся и прищурившись посмотрел Илье в глаза, – секса именно с тобой хотелось безумно. И сейчас так хочется, что боюсь кончить только от вида твоих мокрых волос и пары прикосновений.
Илья со стоном впился в эти невозможные губы, которые произносили такое, от чего мозг и тело синхронно плавились.
– Боже, благослови темные помещения! – отдышавшись, сказал Наполеон. – Если бы я не увидел, как ты на меня смотришь с порога, ни за что бы не решился показать, как хочу тебя.
– Я бы сам тебе сказал. Когда-нибудь.
В тот момент Илья искренне в это верил.
– И мы бы потеряли еще больше времени? Ну, уж нет, – Наполеон снова поцеловал Илью и вдруг, протянув руку, уверенно сжал его член через тонкую ткань.
Илья застонал, не разрывая поцелуя. Он стоял, наклонившись, поза была неудобной, но желание было таким ослепляющим, что член грозил порвать белье, а перед глазами все плыло… Нет. Нельзя.
– Не сейчас, – Илья со вздохом отстранился от партнера.
Если так дело пойдет и дальше, то придется бегать под дождь каждые несколько минут. Наполеон понимающе улыбнулся, явно пытаясь справиться с собственным возбуждением.
Позже они сидели у потухающего огня, крепко прижавшись почти полностью обнаженными телами, изредка оглаживая друг друга и обмениваясь легкими поцелуями, но, не переходя невидимых границ. Обоим хотелось большего, однако, пока было достаточно и этого, чтобы чувствовать себя живыми.
***
В постели они оказались в день выписки Наполеона из госпиталя и не вылезали из нее все выходные. Их самый первый раз не был нежным, он получился торопливым и скомканным – слишком долго они хотели друг друга – но совершенно прекрасным. Илье запомнился какой-то калейдоскоп из картинок и ощущений. Жадные горячие поцелуи в прихожей. Выдранная с мясом пуговица на манжете его рубашки. Стон Наполеона, когда Илья, не сдержавшись, укусил его в то место, где шея переходит в плечо. Попытки добраться, наконец, до кровати, закончившиеся в гостиной (что ж, диван тоже подошел). Раскиданная по полу одежда. Жаркие, голодные прикосновения. Такое правильное трение тел друг о друга. Пот, капающий со лба Наполеона, его рука, крепко сжимающая оба их члена, и выражение его глаз прямо перед оргазмом.
Позже, отдышавшись, они перебрались в спальню. Перед ними расстилалась одинаковая terra incognita, Наполеон не заходил со своим армейским приятелем слишком далеко, и они с энтузиазмом принялись за исследования. Наверное, впервые в жизни Илья был полностью удовлетворен. Он получил все, о чем мечтал, и даже больше – все, о чем не мог и не смел мечтать.
Когда он понял, что ему нравятся не только женщины, но и мужчины, то очень долго не мог с этим смириться и упорно гнал от себя постыдные, как ему представлялось, мысли и желания, отказываясь даже фантазировать. А когда почти смирился со своей «особенностью», то оказалось, что объектом его страсти стал лучший друг.
Это было гораздо хуже, чем интерес к незнакомцам или сослуживцам. С таким Илья научился справляться довольно быстро. А с тягой к Наполеону – нет. Совершено недопустимо, даже аморально, но, похоже, внутри прорвало какую-то плотину, и поток фантазии остановить было уже нельзя.
Стоя под душем и ругая себя последними словами за слабохарактерность, Илья представлял, как Наполеон прижимает его к стенке вот этой самой душевой кабины и берет жадно, почти на грани грубости, практически полностью накрывая своим потрясающим телом, прикусывая загривок и оставляя следы пальцев на бедрах.
Иногда, он на мгновение позволял себе представить Наполеона, раскинувшегося на постели с разведенными ногами, или его губы на своем члене, но это было уже совершенно запредельной непристойностью. Даже если бы они каким-то чудом вдруг стали любовниками, совершенно ясно, что Наполеон – этот покоритель и завоеватель – никогда бы не согласился быть снизу. Ведь так?
На самом же деле, он с одинаковой охотой брал и отдавался, для Ильи это стало настоящим откровением, даже шоком, но очень приятным. Реальность вообще была неизмеримо прекраснее выдумки. Все, что Наполеон делал, с самого начала не вызывало ни малейшей неловкости и приносило огромное наслаждение, как будто они были любовниками уже много лет.
А в перерывах между пастельными баталиями они могли и поговорить, и помолчать в свое удовольствие. Никто из них не собирался цепляться за партнера в поисках внимания, никто не устраивал сцен, не нужно было клясться и давать обещания, связывать себя обязательствами, не нужно было врать о работе, не нужно было пытаться друг под друга подстроиться – они давно уже это сделали. Их отношения стали глубже, приобрели новые грани, но, по сути, совершенно не изменились. Идеально. Одни плюсы и никаких минусов. Это устраивало обоих.
Еще через две недели Илья убедился, что их связь на самом деле, ничего не меняет – во время миссии Наполеон увлеченно ухаживал за эффектной блондинкой и, добившись успеха, уехал с ней из офиса сразу после доклада мистеру Уэйверли – и даже испытал некоторое облегчение. Все было правильно, так, как и должно быть. Если бы Наполеон прекратил флиртовать с каждой девушкой, оказавшейся в его поле зрения, это был бы уже не Наполеон. А если бы он хранил верность, то это бы означало что-то слишком уж серьезное. Пожалуй, Илья не был к такому готов. В то время не был.
***
Миссия в Висконсине завершается совершенно обыденно. Конечно, ТРАШ планировал очередной захват мира с помощью химического оружия. Как всегда, его удалось предотвратить только в самый последний момент. Нильсон оказался не просто продажной шкурой, он вступил в ТРАШ по идейным соображениям, а когда Илья попытался его арестовать, раскусил ампулу с ядом. Так что теперь нужно скрупулезно восстанавливать все его связи и просеивать персонал лаборатории сквозь мелкое сито, в поисках возможных пособников. Да и здесь, в Висконсине придется немало поработать. Уэверли уже приказал, заняться этим Илье, как только его выпустят из лап местные костоправы.
Вот в больнице, они снова и встречаются. Дейв и Марек. Агент Курякин и шериф Новак. При свете дня оказывается, что они ровесники. Делать вид, что не были незнакомы раньше глупо, но оба старательно придерживаются этой линии поведения. Каждый досадует, что не разглядел в другом того, что должен был, зато увидел совершенно лишнее.
Илья поджимает губы, глядя на человека в форме. Он должен был догадаться, но не догадался. В голову не пришло, что шериф будет пытаться склеить мужчину на ночь в дешевом мотеле. Хотя, если вдуматься, а что ему еще остается? В здешней глуши все на виду, и слухи разносятся быстро, а в мотелях люди случайные, уедут, и поминай как звали.
– Как я уже сказал, мистер Курякин, у меня приказ подключится на правах временного напарника к вашему расследованию. Окружные власти крайне заинтересованы в его результатах, – чеканит Марек, глядя куда-то поверх головы Ильи.
– Поймите, шериф, это дело не в вашей юрисдикции, и даже не в юрисдикции штата. У меня совершено ясные инструкции по привлечению к расследованию лиц, не состоящих у нас на службе. Ваша помощь будет, безусловно, полезна, но позвольте мне решать, где именно ее применять, – он тоже не смотрит на собеседника.
Пусть Марек и хорош, но Илье не нужен никакой напарник. Кроме Наполеона, конечно. Но Наполеона сейчас здесь нет, его не стали привлекать к этой миссии, в том числе из-за сходства с фигурантом дела, и направили в Египет.
– И не надейся! Больше я с тебя глаз не спущу, пока ты на моей земле! – вдруг взрывается Марек. – Одного раза хватило! Ушел я сдуру, так фермы Боука больше нет, а на месте летнего дома вообще кратер. И сам ты вон, на больничной койке оказался.
– Действительно, – знакомый бархатный голос заставляет сердце Ильи забиться быстрее, – мистера Курякина не стоит оставлять без надзора, тем более в стане врага, но уверяю вас, я за ним буду присматривать, как следует, – Наполеон входит в палату.
– Ты же должен быть в Египте, – говорит Илья вместо приветствия, – еще, как минимум, неделю.
– И я тебя тоже рад видеть, наше маленькое дельце в Египте завершилось удачно, так что я сразу после возвращения отправился сюда, – Наполеон широко улыбается, сжимает руку Ильи в коротком пожатии и оборачивается к Мареку, который стоит, как громом пораженный.
– Простите шериф, я был невежлив, мое имя Наполеон Соло, я напарник мистера Курякина, рад видеть вас.
Марек бормочет что-то невнятное, коротко касается предложенной руки и буквально вылетает из палаты.
– Что это с ним? – удивленно спрашивает Наполеон.
– Он понял, что место моего напарника прочно занято одним самовлюбленным типом, – фыркает Илья.
Позже Илья, наверное, расскажет Наполеону о Мареке Новаке более подробно. Вряд ли шериф скажет или сделает что-то, что может их поставить под удар, он показался Илье хорошим человеком, да и сам пострадает, в случае, если вскроется правда об его ориентации, но все-таки береженого бог бережет. Наполеон должен знать. А, может быть, и нет. Слишком многое придется объяснять.
– Точно понял?
– Совершенно точно.
– А что, он претендовал на мое место? – Наполеон присаживается на край кровати.
– Да еще как рьяно.
– Хм, мне это совершенно не нравится, – Наполеон берет Илью за плечи и притягивает к себе, – может быть, мне стоит написать и повесить на тебя табличку, что ты мой, и только мой… напарник.
– А ты? Мой? – спрашивает вдруг Илья с горечью, удивившей его самого.
Он не собирался говорить ничего подобного, но, видимо, вчерашние разговоры с Мареком даром не прошли. К тому же слова Наполеона и поза, в которой они находятся, весьма провокационны. Хотя Илья не сомневается, что если сюда вдруг войдет молоденькая сестра Роджерс, то Наполеон сумеет ей так голову задурить, что она не вспомнит ничего необычного. В конце концов, именно он вывел искусство флирта на совершенно новый уровень путем непрестанных тренировок. И вот сейчас зачем-то практикуется на нем, Илье.
– Твой, Илья, если захочешь, только твой, – Наполеон сейчас непривычно серьезен. Знаешь, я хотел сказать тебе об этом. Уже некоторое время хотел, но все откладывал. А когда, сообщили, что ты погиб…
– Подожди, – перебивает Илья, – а ты откуда об этом узнал? Мои документы действительно нашли на месте взрыва, их забрал агент ТРАШ, но ведь все очень быстро разъяснилось.
– Разъяснилось, но местные власти успели оповестить штаб квартиру. Как раз, когда там получили эту информацию, я разговаривал по каналу «Д» с Эмили. К ней прибежала зареванная Ханна и огорошила этой новостью. Ты даже не представляешь, насколько популярен у наших девушек, они рыдали всем отделом, пока ситуация не разъяснилась. А я…
– Неужели тоже рыдал? – не может удержаться от шпильки Илья.
– Нет, конечно, просто вместо того, чтобы неделю следить за объектом быстро разгромил один маленький клуб любителей пения дроздов и вытряс из основателя нужную нам информацию. Правда, Уэйверли остался недоволен масштабом разрушений, но я не жалею. Мне необходимо было вернуться, как можно скорее, чтобы самому во всем разобраться. Я не хотел верить в твою смерть, но и не думать об этом не мог. О том, что ты на самом деле жив я узнал только пару часов назад от Уэйверли.
– Девушки тебе не сообщили?
– Коммуникатор сломался, – небрежно пожимает плечами Наполеон и опускает глаза.
Однако Илья успевает заметить в них что-то такое, чему там совершенно не место. Страх? Боль потери?
Он старается придумать шутку, которая бы сгладила неловкость ситуации, но понимает, что все равно ничего не выйдет.
– Пожалуйста, – Наполеон наклоняется еще ниже и шепчет ему прямо в губы, – пожалуйста...
Илья знает, о чем его хотят, но не решаются попросить: «Пожалуйста, не покидай меня, пожалуйста, оставайся в живых, пожалуйста, будь осторожен». Сам бы он просил о том же, если бы имел на это право. Но прав таких нет ни у него, ни у Наполеона.
– Мы оба постараемся, не надейся, что так просто от меня избавишься, – говорит Илья.
Наполеон кивает и снова шепчет:
– Ты самый дорогой для меня человек на свете. Особенный.
Илья счастливо улыбается и целует Наполеона.
Это совершенно безрассудно, но необходимо сейчас им обоим. Поцелуй обжигает рот, лишает дыхания и разума. Наполеон впивается в губы Ильи так, как будто они расстались недели, даже годы назад и вот, наконец, встретились. Илья отвечает ему с не меньшей страстью.
***
«Люблю, я действительно его люблю», – думает Илья позже; Наполеона с трудом удалось выставить из палаты и отправить в тот самый мотель, в котором останавливался Нильсон, вот хозяин-то удивится, – «и кажется, он тоже любит». Они не будут говорить об этом, точно не в ближайшее время, но просто знать, дорогого стоит.
Уже почти уснув, Илья вдруг резко открывает глаза и садится на постели. Он забыл сказать что-то очень важное, хорошо, что коммуникатор с собой.
– Наполеон, – зовет Илья, – Наполеон!
– Да, Илья? – отзывается сонный голос.
– Послушай, то, что ты только мой… напарник, вовсе не значит, что теперь под запретом любые другие отношения. Девушки уже не раз помогали тебе спастись, а это для меня в миллион раз важнее.
– Что ж, если речь будет идти о рабочей необходимости, я тоже готов смириться с тем, что ты найдешь себе временную напарницу или даже напарника, но только в этом случае. Кажется, я стал очень ревностно относиться к партнерским отношениям, – Наполеон тихо смеется. – Кстати, шериф Новак передает тебе привет. Он встретил меня в мотеле и сказал, что пересчитает все ребра и свернет на бок нос, если я еще раз изменю своему… напарнику. Ты ничего мне не хочешь рассказать?
Илья со стоном откидывается на подушки.
* «Штат Барсуков» – Висконсин
** «Сырные головы» – обидное прозвище жителей штата
*** Смертной казни в этом штате не было с середины 19 века
****«faire l'amour» – занятия любовью
А вот это была как бы иллюстрация, я ее выкладывала уже отдельно.
Сонет 117
Accuse me thus: that I have scanted all
Wherein I should your great deserts repay,
Forgot upon your dearest love to call,
Whereto all bonds do tie me day by day;
That I have frequent been with unknown minds
And given to time your own dear-purchased right
That I have hoisted sail to all the winds
Which should transport me farthest from your sight.
Book both my wilfulness and errors down
And on just proof surmise accumulate;
Bring me within the level of your frown,
But shoot not at me in your waken'd hate;
Since my appeal says I did strive to prove
The constancy and virtue of your love.
Wherein I should your great deserts repay,
Forgot upon your dearest love to call,
Whereto all bonds do tie me day by day;
That I have frequent been with unknown minds
And given to time your own dear-purchased right
That I have hoisted sail to all the winds
Which should transport me farthest from your sight.
Book both my wilfulness and errors down
And on just proof surmise accumulate;
Bring me within the level of your frown,
But shoot not at me in your waken'd hate;
Since my appeal says I did strive to prove
The constancy and virtue of your love.
@темы: слэш, фанфики, Illya Kuryakin, Napoleon Solo
-
-
05.01.2016 в 01:52Спасибо вам!
-
-
05.01.2016 в 02:16-
-
05.01.2016 в 02:18дался же всем бедный Марек-
-
05.01.2016 в 02:33хэпиэнд должен быть полным, никто не должен уйти обиженным, тем более если это милый второстепенный персонаж
-
-
05.01.2016 в 02:37-
-
05.01.2016 в 15:07-
-
06.01.2016 в 13:11-
-
06.01.2016 в 23:29CatMari, вам спасибо, что читаете.