
Название: Мой Дядя самых честных правил (с)
Размер: миди
Жанр: драма, экшен, пре-слэш
Пейринг: Наполеон Соло /Илья Курякин
Рейтинг: R
Предупреждение: насилие
Краткое содержание: Это очень странный текст, который начинается с пикантной ситуации, продолжается жестоким испытанием для нервов Наполеона, путешествием Ильи на другой конец света, таинственным артефактом и заканчивается в классическом стиле боевика с хэппи-эндом.
читать дальше Глава 1.
- Ну, - непринужденно закинув ногу на ногу, Наполеон Соло поправляет манжеты и устраивается в кресле поудобнее, - надеюсь, вы вызвали нас, чтобы сообщить об окончании подготовительной части операции?
В глазах Ильи Курякина, занявшего второе свободное кресло в начальничьем кабинете, тот же вопрос.
Их шеф, Александр Уэверли выглядит как обычно, разве что некая озабоченность и даже тревога проглядывают сквозь непроницаемую маску истинно британской невозмутимости, но разглядеть их способны лишь те, кто проработал с Уэверли уже довольно долгое время.
- Боюсь, что нет. В данный момент ваши поддельные личности проходят последний, пятый этап проверки на благонадежность, и уже можно рассчитывать на положительный результат. Я вызвал вас, чтобы, наконец, с ними познакомить. Раньше не было смысла – если бы они не прошли проверку, пришлось бы придумывать новые.
- Ради бога, – у Наполеона непроизвольно вырывается нервный смешок, – три поручителя, пять этапов проверки… И все только ради того, чтобы скоротать вечерок в клубе «Саломея». Даже когда меня внедряли в Восточно-Европейский эшелон T.H.R.U.S.H., было меньше заморочек.
- Не стоит удивляться, - подает голос Илья, - ведь члены клуба сплошь чиновники высокого ранга, крупные бизнесмены и титулованные особы. И лишь небольшой их процент составляют те, кто занимает более скромное положение в обществе. Большинство из них женаты. Если о специфических пристрастиях любого из них узнают, масштабы скандала будет сложно переоценить. Всю жизнь они вынуждены выдавать себя за кого-то другого, и, поверь – они научились притворяться и хранить секреты не хуже любого из нас. Клуб обеспечивает им уединение и полную конфиденциальность.
- Мистер Курякин совершенно прав. - Кашлянув, произносит Уэверли. – Вам стоит набраться терпения, мистер Соло.
Илья украдкой глядит на Наполеона, выбивающего пальцами дробь на подлокотнике кресла. В выражении лица и позе напарника сквозит лишь легкое нетерпение – Соло не любит долго сидеть на одном месте и ждать, его деятельная натура требует активности и новых впечатлений. Кажется, Наполеона ни капельки не смущает, что им двоим придется изображать парочку геев. Да уж. Выходит, он профессионал более высокого класса, чем Курякин, которому эта идея категорически не нравится. Илье кажется, что он сам ни капли не похож на тех манерных молодых людей, которые обычно вьются вокруг богатых джентльменов со специфическими пристрастиями, а у Наполеона и вовсе на лбу написано крупными буквами - «бабник».
Впрочем… Их «клиент», друг мистера Уэверли, сенатор Джонатан Росс – бывший морпех, герой войны. Семнадцать лет в браке, двое детей. Его нынешняя работа связана с британской разведкой, но об этом мало кто знает. Мужественное лицо с волевым подбородком, благородная седина на висках, военная выправка. Разве он похож на гея? Боже, куда катится этот мир. Да, такие как он хорошо умеют прятать свои секреты. Однако, недостаточно хорошо, если T.H.R.U.S.H. вышел на него и начал шантажировать, требуя выдать имя агента МИ-6, работающего под прикрытием в одном из их секретных проектов, куда U.N.C.L.E безуспешно пытались внедрить своего человека полгода назад.
- Любопытно, - задумчиво произносит Наполеон, - кому пришло в голову назвать закрытый мужской клуб «Саломея»? Это ведь не бордель.
- Возможно, тут отсылка к Уайлду. – Илья пожимает плечами. – Ну, или для отвода глаз, кто знает.
- Кстати, а почему бы заранее не передать Россу фальшивое досье, а не устраивать канитель с подменой?
Уэверли понимающе кивает.
- Изначально мы так и планировали, но мистеру Россу поставили жесткие условия в плане сроков, наш аналитический отдел успеет подготовить фальшивое досье с максимальной степенью достоверности лишь к самому началу операции.
Поднявшись, шеф протягивает каждому из агентов одинаковую папку песочного цвета.
- Мистер Курякин станет на время сотрудником советского посольства в Великобритании, а мистер Соло крупным промышленником из Детройта. Вы должны до завтра досконально изучить свои легенды. Мистер Росс осуществит передачу документов агенту T.H.R.U.S.H. в своем номере. Ваш номер будет по соседству. Ровно в половину шестого ему обычно приносят чай, так что мистеру Соло не составит труда проникнуть в номер мистера Росса под видом прислуги и отвлечь внимание вражеского агента. Мистер Курякин, который попадет в номер мистера Росса посредством окна в ванной комнате, которое Росс оставит открытым, подменит документы. Если наша операция увенчается успехом, T.H.R.U.S.H. по ошибке ликвидирует одного из своих людей, а агент МИ-6 будет продолжать работать под прикрытием. Мистер Росс пообещал поделиться с нами результатами его работы. Удачи вам, господа.
Глава 2.
- Кажется, этот парень нас в чем-то подозревает.
Наполеон неторопливо подносит чайную чашку ко рту, придерживая её изящным жестом.
Как полагается хорошему профессионалу, Илья не оборачивается в сторону круглолицего молодого мужчины в униформе с набриолиненными волосами, исполняющего роль распорядителя в центральной гостиной замка.
Всего гостиных в замке оказалось три, а, в целом, количество комнат и подсобных помещений заставило попотеть двух опытных агентов, обладающих отличной памятью, в попытке запомнить схему здания на случай непредвиденных обстоятельств. Снаружи это громоздкое сооружение над обрывом, расположенное на Северо – Восточном побережье Шотландии, производило впечатление объекта старины, не особенно приспособленного для жизни, однако внутри оно было оборудовано с максимальным комфортом и неброской роскошью, способными удовлетворить самый взыскательный вкус.
Нынче в центральной гостиной, обставленной в викторианском стиле, собралось к вечернему чаю более половины гостей замка, в том числе и сенатор Росс. Сопровождающий его высокий светловолосый мужчина лет тридцати с крупным носом и чуть раздвоенным подбородком, наверняка, был тем самым агентом T.H.R.U.S.H., которому сенатор должен был передать документы.
Чуть склонившись к столу, Илья аккуратно накалывает на крошечную двузубую вилку кусочек лимона и опускает его в свою чашку, параллельно кинув незаметный взгляд на человека, который привлек внимание Наполеона. В ответ на вопросительный взгляд напарника, сопровождаемый поднятием левой брови, поясняет:
- Русские пьют чай с лимоном. Из стаканов с металлическими подстаканниками. Попробуй как-нибудь, это вкусно.
Наполеон чуть приподнимает уголки рта.
- Хочешь сказать, металлические подстаканники влияют на качество чая?
- Вообще-то я про лимон. Лучше всего сначала положить лимон, добавить ложку сахара и немного размять, а потом уже наливать чай.
- Как-нибудь угостишь меня. Но, вообще-то, я хотел узнать твое мнение по поводу нашего подозрительного приятеля.
Илья кивает едва заметно.
- Да. Он глаз с нас не спускает, к тому же, пытается это всячески скрыть. Интересно, на чем мы прокололись? Может, стоило вести себя более… демонстративно?
- Хороший вопрос. – Наполеон ставит чашку обратно на блюдце и промокает губы салфеткой. – Правда, я не заметил, чтобы кто-либо из гостей вел себя демонстративно. Все вполне пристойно. Это клуб для джентльменов, а не варьете. Вдобавок, если вести себя демонстративно, есть риск переиграть.
- Агенты почти всегда проваливаются на мелочах. Едва уловимые жесты, взгляды, прикосновения… Впрочем, ты и так все это знаешь. А к новичкам здесь явно более пристальное внимание, чем к старым членам клуба.
- Да уж. - Чуть сдвинув брови, Наполеон глядит на часы. – Тем не менее, у нас есть миссия. Спустя четверть часа, сенатор со своим спутником должны уединиться в своей комнате. Нам желательно сделать это чуть раньше, чтобы без спешки уложиться в график.
По пути в их номер, Илья, улыбаясь, держит Наполеона под руку, что-то говорит ему вполголоса на ухо, незаметно наблюдая, не идет ли кто за ними следом. У самой двери они останавливаются, изображая непринужденную беседу; Илья, стоящий спиной выходу и лифтовым кабинам, нашаривает в кармане ключи и осторожно спрашивает:
- Ну? Все чисто?
Углядев в конце коридора на секунду отразившуюся в одном из зеркал знакомую набриолиненную макушку назойливого соглядатая, Наполеон досадливо морщится.
- К сожалению, нет. Если этот тип собирается торчать под нашей дверью, а то и подглядывать чем мы занимаемся внутри, проблемы нам обеспечены.
- Предлагаешь его нейтрализовать?
- Слишком рискованно, лишний шум нам совсем ни к чему.
Пытливо глянув в лицо Наполеону, Илья улавливает на нем до боли знакомое выражение, предшествующее самым авантюрным и безрассудным идеям.
- Судя по всему, у тебя есть план?
- Есть. Надо попытаться убедить его в том, что мы явились сюда исключительно с целью спокойно провести время наедине и насладиться обществом друг друга.
В следующую секунду он делает шаг вперед, приблизившись к Илье почти вплотную, касается пальцами его щеки. Тот замирает, будто загипнотизированный совершенно незнакомым выражением лица и взглядом напарника. Взглядом, в котором переливаются мириады оттенков эмоций, и под которым ощущаешь себя кем-то исключительным, невероятно важным и нужным. В голове Ильи проносится мимолетная мысль, что если Наполеон ТАК смотрит на женщин, то в немедленной капитуляции любой из них можно не сомневаться. Хотя, напарник никогда, на его памяти, не смотрел так ни на одну женщину. Ни разу.
Наполеон чуть наклоняет голову, компенсируя их разницу в росте, и они целуются. Не жадно и нетерпеливо, подобно юным возлюбленным, а с некой будничной нежностью и глубиной, как будто делали это множество раз; угадывают движения друг друга, откликаются на них, словно хорошие партнеры в танце. Илья ощущает руку Наполеона на своем затылке, а свою собственную руку у него на талии; ей, этой самой руке, там чересчур комфортно и уютно, и в его смятенном мозгу проносится паническая мысль, что их игра зашла слишком далеко. Не прерывая поцелуй, он вставляет ключ в замочную скважину, и они буквально вваливаются в номер.
Оказавшись внутри, Илья прерывает физический и зрительный контакт и, бросив на ходу, – Покарауль пока, я переоденусь, - стремительно удаляется в спальню.
Ему нет нужды особо торопиться с переодеванием, зато есть настоятельная потребность спрятать от напарника свои эмоции.
Их вещи уже в номере; машинально водрузив один из чемоданов на кровать и откинув крышку, Илья замирает, словно в ступоре. У него шумит в ушах и пылают щеки; машинально облизнув губы и ощутив незнакомый вкус, он непроизвольно вздрагивает. Черт бы побрал высокий профессионализм Наполеона Соло и его актерский талант. Что он, вообще, творит? Что они оба творят? Агентам в рамках миссий приходится и флиртовать, и заводить романы, но это… Это нечто другое.
Сделав несколько глубоких вдохов, Илья прокручивает в голове картину, как они с Наполеоном после миссии делят на двоих бутылку скотча и смеются над этим эпизодом, который ни в коей мере не повлияет на их дружбу. Ни в коей мере. От представленной картины легче не становится, становится как-то по-другому. Но странное тягостное чувство где-то на краю сознания, по крайней мере, не отвлекает и не мешает работе.
Илья снимает костюм, вынимает из чемодана водолазку, удобные брюки и ботинки со специальной подошвой, позволяющей передвигаться совершенно бесшумно, быстро переодевается и выходит из спальни.
Наполеон у двери оборачивается к нему, кивком подтверждая, что все в порядке, их наконец-то оставили одних. Что ж, надо признать - хорошая актерская игра дает результаты.
Они обмениваются несколькими малозначительными репликами, а потом Наполеон идет к телефону – заказать шампанское в номер, а Илья пристально и придирчиво разглядывает из окна узенький карниз, по которому ему придется пройти два с половиной метра до окон соседнего номера.
Их дальнейшие действия предельно организованные и слаженные – Илья помогает напарнику связать понадежнее молодого паренька из обслуги, уснувшего под действием транквилизатора, чью униформу и тележку с напитками Наполеон взял напрокат, а затем он распахивает окно и вылезает наружу.
Такие моменты хороши тем, что в голове не остается лишних мыслей, только миссия и ничего более. И сейчас Илья, наверное, предпочел бы даже нечто более сложное и рискованное, чем прогулка по карнизу под пронизывающим до костей ветром. Снаружи комната Росса как на ладони - он видит Наполеона только что вкатившего свою тележку внутрь; Росс сидит к нему спиной, а на лице агента T.H.R.U.S.H. написано явное недовольство тем, что их побеспокоили.
Пару минут спустя Илья уже внутри – стоит за плотной портьерой, стараясь поскорее унять сбившееся дыхание.
Когда Наполеона, умудрившегося опрокинуть вазочку со сливками на вражеского агента, с бранью выпроваживают наружу, грозя пожаловаться администрации клуба, а пострадавший удаляется в ванную комнату, Илье хватает пары секунд, чтобы заменить лежащую на столе невзрачную серую папку с логотипом МИ-6 на точно такую же. Кивнув в ответ на вопросительный взгляд сенатора, он вновь ныряет за портьеру.
Обратный путь дается ему сложнее – уже совсем стемнело, он едва в состоянии разглядеть выступы на стене, за которые можно зацепиться, а еще стало холоднее, и ветер сделался почти ураганным. Илья буквально вваливается внутрь их номера; ощущает, как его подхватывают и ставят на ноги. На лице у Наполеона написано беспокойство; Илья машинально следит за движением его губ, а в ушах все еще свист ветра.
- Все хорошо, - произносит он, - досье у меня.
- Вообще-то я спросил как ты. Кажется, тебе не помешал бы горячий душ.
- На это нет времени – скоро администратору клуба позвонят и попросят тебя к телефону, помнишь? А потом нам придется срочно уехать, поскольку дела компании требуют твоего немедленного присутствия в Детройте.
- Ладно-ладно, - плеснув в стакан бренди, Наполеон протягивает его напарнику. – Тогда грейся изнутри.
Глава 3.
Дорога стелется серпантином; неяркий свет фар выхватывает из темноты крутые повороты, острые зазубрины скал с редкими порослями колючих растений и непроглядно черную пустоту справа, там, где обрыв. Крепкий черноусый водитель не спешит – спешка на такой дороге чревата, особенно ночью.
Илья неотрывно глядит в окно, улетев мыслями к недавнему эпизоду; Наполеон, кажется, дремлет, по-птичьи нахохлившись и обхватив себя руками. В машине прохладно, а он всегда был куда менее морозостойким, чем Курякин. Илье немного завидно – кажется, напарник уже начисто забыл о произошедшем, да и изначально не придавал этому никакого значения. Во время миссий приходилось, порой, делать странные вещи, это всего лишь одна из странных вещей, ни больше, ни меньше.
Так отчего же так беспокойно на душе? Илья сам задает себе вопрос, и сам же на него отвечает – беспокоится тот, у кого совесть не чиста. Наполеон Соло никогда не стал бы думать о своем напарнике и друге грязные мысли. Только не он. А отчего, собственно, грязные? Может от того, что это нечестно – женщина изначально знает, что о ней может подумать мужчина, что он стопроцентно о ней подумает, если она молода и привлекательна, и она принимает это как должное. А вот если бы Наполеон узнал, какие мысли касательно его персоны иногда приходят Илье в голову, он наверняка бы ужаснулся и оскорбился.
Не то, чтобы этого никогда не происходило между напарниками. В их конторе, в других местах. Совместные миссии, гостиничные номера с одной кроватью, это в лучшем случае, в худшем – ночевки бок о бок под открытым небом где-то на задворках цивилизации, постоянное физическое и нервное напряжение, требующее разрядки. Неизбежные проблемы с доверием – ведь каждый встречный может оказаться вражеским агентом, а напарник единственный, с кем можно расслабиться, хотя бы на время. О таком никогда не говорили вслух, эта тема была под негласным запретом. Они с Наполеоном так и не переступили эту грань. Интересно, почему? Может потому, что не смогли бы просто дать друг другу необходимую разрядку, а потом сделать вид, что ничего не было, и так до следующего раза? Других вариантов ведь не предвиделось. Агент Соло славился тем, что ходил по краю, падая в постели вражеских агентов женского пола, злые языки в конторе говорили, что таков его фирменный стиль. Не единожды это едва не стоило ему жизни. Но Илья видел разного Наполеона – в маске и без маски, для него не все было так однозначно.
Машина подпрыгивает на ухабе, заставив Илью невольно вздрогнуть. Ну вот, вот что значит смешивать работу и личные чувства – он полностью ушел в себя, отключившись от внешнего мира, а вдруг случилось бы нечто непредвиденное, и он бы не успел среагировать? Словно в ответ на его мысли, звучит негромкий хлопок. Илье, сперва, кажется, что лопнуло колесо, а потом он видит в переднем стекле аккуратную круглую дыру в обрамлении паутины трещин.
А в следующую секунду все вокруг погружается в хаос. Голова водителя, резко мотнувшись назад, запрокидывается набок; Илья ощущает на своем лице теплые брызги крови, а потом автомобиль круто заносит влево. Просунувшись вперед, в просвет между передними сидениями, он судорожно выкручивает руль, отводя машину от обрыва. Следующий выстрел разносит переднее стекло вдребезги, и Илья едва успевает спрятать лицо в сгибе локтя, чтобы защитить глаза; тело водителя всей тяжестью наваливается на рулевое колесо, мешая ему маневрировать. Он ощущает на своей талии руки Наполеона, тянущего его назад, а через секунду они вываливаются из машины, каким-то чудом не разбившись насмерть, а отделавшись царапинами и ушибами.
Укрывшись за грудой камней, они терпеливо выжидают, когда покажется невидимый противник. Ждать приходится недолго – когда объятый пламенем автомобиль утыкается в скалу над обрывом, его окружают темные человеческие фигуры, снуют туда-сюда, переговариваясь между собой. Не стоит надеяться на то, что удастся отсидеться в укрытии – обнаружив в машине всего одно обгоревшее тело, их начнут искать. А прятаться тут особо некуда – снизу обрыв, сверху отвесная скала, а между ними автомобильная дорога с узкой обочиной, на которой местами громоздятся упавшие сверху камни.
Илья оборачивается к Наполеону.
- Надеюсь, досье у тебя? Росс должен вернуть его на место к завтрашнему вечеру.
Тот многозначительно похлопывает себя по чуть оттопыривающейся на груди куртке.
- Отлично. Я отвлеку их, а ты уходи и вызывай подмогу. Надеюсь, связь сработает в этих горах.
- Что…? Нет, ты спятил, не смей…!
Илья так стремительно покидает их ненадежное укрытие, что Наполеон не успевает его остановить. Отбежав несколько шагов обратно к догорающей машине, тщательно целится и делает два выстрела. Две темные фигуры, что маячили на фоне пламени, валятся, нелепо взмахнув руками. Уходит от ответного огня, перекатившись через левое плечо и распластавшись ничком на земле, снова стреляет. У него всего одна обойма, вторая осталась в машине, так что патроны надо беречь.
В течение нескольких минут Наполеон Соло наблюдает из укрытия за опасной игрой в кошки-мышки – Илье удается вывести из строя еще троих, но его поступательно берут в кольцо. Надо бы двигаться, надо убираться отсюда подальше, спасать досье, вызывать подмогу, но ноги словно приросли к месту. В который раз уже в подобной ситуации лучший агент U.N.C.L.E говорит себе – а пошло оно все к черту, напарник важнее. Как их до сих пор не уволили с позором и не убили во время миссии - просто чудо какое-то. Сунув злосчастное досье под камень и присыпав сверху щебнем, Наполеон выходит из укрытия и стреляет, почти не прячась.
Противников остается всего пятеро, но магазин Ильи пуст. Их медленно оттесняют к обрыву и, в какой-то момент, Наполеон, вынужденный отстреливаться в одиночку, упускает из виду человека с ножом, выпрыгнувшего на него из невидимой расщелины в скале. Зато замечает Илья – плечом выталкивает напарника с траектории атакующего, перехватывает, останавливая удар, выворачивает запястье. Внезапно, все трое слышат треск. Сперва, едва слышный, затем громкий. Земля у самого края обрыва, там, где оказались Илья и его противник, уходит у них из-под ног, и, так и не успев расцепиться, они оба летят вниз, испытав на несколько мгновений обморочное ощущение стремительной пустоты.
Выстрелив в очередной раз, Наполеон оборачивается и обмирает. Сделав два стремительных шага, падает на живот, свешивается с края обрыва, до боли в глазах вглядываясь вниз. Илья должен быть там, должен. Такое случалось не раз. Его напарник ловкий и цепкий как акробат, он не мог… Он должен висеть где-то там, зацепившись за выступ, он должен быть там, должен, должен!... Но его там нет. Половинчатый диск Луны, похожий на головку несвежего сыра, как раз, выползает из-за туч, становится гораздо светлее, можно разглядеть даже пенные гребни волн далеко внизу. Но ни следа Ильи Курякина.
Глава 4
Наполеону Соло редко снились кошмары. Психика агентов была достаточно гибкой, чтобы принять как потенциальную возможность гибели на любой из миссий, так и справиться с последствиями допросов при поимке. Кроме того, агенту Соло нравился риск – он разгонял кровь по венам и позволял ощутить неповторимый вкус каждой прожитой минуты, которая могла стать последней. Наполеон не глотал жизнь залпом, он, подобно гурману, смаковал каждый глоток, насыщая её до предела, делая ярче и острее. Мало вещей существовало в этом мире, которые могли его напугать. Ну, разве что перспектива задохнуться в каменном мешке во время той старой миссии в Каире, или тоннель со скорпионами… Да, перспектива сгореть заживо тоже не казалась ему особо привлекательной. Как и еще с десяток возможностей умереть неприятной и мучительной смертью. Но все это не было страхом в полном смысле слова.
А еще Наполеон Соло предпочитал ни к кому не привязываться. Женщины являлись приятным фоном в его жизни, не более. За последние годы практически ни одной не удалось затронуть его достаточно глубоко, чтобы это оставило хоть какой-то заметный след в его душе. Долгое время он работал один, и полагал, что в одиночку наиболее эффективен.
Напарника ему навязали в приказном порядке – судя по словам Уэверли, им должен был стать начинающий агент, недавно завершивший стажировку, которого Наполеону предстояло поднатаскать. Однако, натаскивать своего напарника Соло не пришлось – тот с самого начала не уступал ему ни в чем, несмотря на нехватку опыта полевой работы. Странно, но при этом он был полной противоположностью лучшего агента U.N.C.L.E – серьезный, немного замкнутый, склонный к анализу, саркастичный, воспринимающий риск не как инъекцию адреналина, а как неизбежное зло. Улыбался он редко, и никто, пока что, не видел его смеющимся. Впрочем, эту черту Соло принял за особенности русского характера – русские не расточают улыбок направо и налево, зато улыбаются почти всегда искренне.
У Ильи Курякина было множество черт характера, которые Соло находил привлекательными и способствующими налаживанию необходимого для совместной работы контакта, но особенно в нем подкупало, на первых порах, отсутствие склонности к соперничеству и желания выслужиться перед начальством. Они не соревновались, они дополняли друг друга. Со временем обнаружилось, что с Ильёй есть о чем поговорить, а еще с ним можно просто помолчать, что не менее важно. Каждая последующая миссия усиливала их симбиоз, а в короткие периоды отдыха они все больше времени проводили вместе, и, в конечном итоге, даже для такого одиночки как Наполеон Соло было приятно осознать, что в его жизни появилась хотя бы одна постоянная привязанность.
Когда Наполеон впервые увидел во сне смерть напарника, он внезапно обнаружил, что вполне способен испытывать страх. Самый настоящий страх – удушающий, липкий, приправленный обморочным ощущением безнадежности и непоправимости случившегося. Не единожды он ставил под угрозу выполнение задания, чтобы вытащить Илью из очередной передряги; если Уэверли и подметил изменение приоритетов его лучшего агента, то никаких комментариев по этому поводу не высказывал, покуда подавляющее большинство их совместных миссий заканчивалось успешно. Илья, в свою очередь, действовал практически так же, порождая в глубине души Наполеона незнакомое ранее будоражащее ощущение, что ты кому-то сильно не безразличен, и отнюдь не в качестве ценного ресурса для конторы.
Не то, чтобы тот поцелуй в коридоре случился так уж спонтанно. Соло сам бы себе не признался, но, где-то на уровне подсознания, он, наверное, искал повод, чтобы понять – каково это. Каково смешивать то, что смешивать нельзя ни в коем случае. Даже если бы они оба не были мужчинами. Впрочем, с женщиной никогда не получилось бы того, что получалось с Ильёй, спектр эмоций был совершенно иной.
Ветер рвет в клочья утренний туман, швыряет ему в лицо капли влаги, треплет полы распахнутой куртки. Наполеон не ощущает холода. Возможно, он просто потерял чувствительность. Прищурившись, следит за крошечной точкой в небе, которая вскоре должна превратиться в вертолет. Уэверли и Росс обещали прибыть на место лично, никто не рискнул бы передавать досье через кого-то из агентов, а Соло категорически отказывался покидать то место, где на них напали, и где Илья…
Пятнадцать с половиной часов прошло. Подмога прибыла довольно быстро, с той же оперативностью к поискам привлекли спасателей и водолазов из местных служб. Если бы напарник выбрался, они бы его уже нашли. Похоже, что… Наполеон не успевает додумать свою мысль, ощутив, как кто-то трогает его за плечо.
- Сэр, мы…, - коренастый рыжеватый парень в охотничьей куртке со значком полицейского что-то говорит, но до Соло не сразу доходит смысл его слов, - … мы нашли тело.
Внутренности мгновенно заполняются мутной обморочной пустотой; Наполеон машинально кивает и идет за своим провожатым. Путь вниз по незаметной сверху извилистой тропинке к морю, о котором знают только местные, кажется ему бесконечным и напоминает шествие на казнь. Он на автопилоте переставляет ноги, ощущая, как скрипит щебень под подошвами его ботинок, а мелкие камни сыпятся вниз шуршащими струйками. Каждый шаг приближает его к виднеющимся внизу носилкам с очертаниями накрытой брезентом неподвижной человеческой фигуры. Лица пока не видно, лишь измазанная в крови прядь волос знакомого пшеничного цвета выглядывает из-под покрывала.
Приблизившись, Наполеон откидывает край брезента и резко, нервно выдыхает, внезапно обнаружив, что уже на какое-то время непроизвольно задержал дыхание. Лица не опознать – сплошное месиво из костей и обрывков плоти, череп расколот. Но погибший крупнее Ильи и одет по-другому. Сухо и отрывисто бросает:
- Это не он. Продолжайте поиски.
Карабкается обратно наверх, вдыхая полной грудью солоноватую влагу.
Наверху, на крошечной площадке в пятидесяти метрах от обрыва, маячит небольшой четырехместный служебный вертолет, а две знакомые фигуры движутся ему навстречу. На лице шефа эмоций особо никогда не прочтешь, а вот Росс глядит на него с явным сочувствием.
Он протягивает Россу досье, вопросительно приподнимает бровь.
- Надеюсь, те, кто на нас напал, не узнали о цели нашей операции?
Тот качает головой.
- Они узнали кто вы, но не узнали, зачем вы здесь.
- Хорошо.
- Вы видели тело, мистер Соло? – Подает голос Уэверли.
- Да, сэр. Это не Курякин. Я прошу вас санкционировать продолжение поисков.
Уэверли качает головой; опущенные уголки рта и чуть ссутуленные плечи делают его старше. Разумеется, он переживает сильнее, чем показывает. Разумеется… Шеф всегда питал слабость к ним обоим, видел в них свою главную опору. Завистники в конторе злословили, что когда он уйдет в отставку, Соло и Курякин перегрызутся за директорское кресло.
- Конечно, я санкционирую продолжение поисков, мистер Соло. Но я на вашем месте не стал бы питать иллюзорных надежд. То, что течением вынесло на камни лишь одно тело, еще ни о чем не говорит. Море здесь бурное, со множеством водоворотов и скрытых подводных бухт. По всей видимости…
- Я все понимаю, сэр. – Соло упрямо вздергивает подбородок и сжимает губы в узкую полоску. – Тем не менее, интуиция говорит мне о том, что он жив. А я привык её слушаться.
Внезапно его настигает приступ злости. Уэверли и Росс… На их лицах, помимо сочувствия, еще и ПОНИМАНИЕ. Что, черт подери, эти двое могут понимать?
Кашлянув, Росс произносит.
- Если в поисках нужна будет моя помощь, любая – я готов вам её предоставить, мистер Соло. Я человек больших возможностей и не привык оставаться в долгу.
Наполеон хмыкает.
- Вы в долгу у агентства, сенатор, а не у меня.
- Тем не менее, я предлагаю помощь вам. Лично вам. Если вы захотите ею воспользоваться – вы знаете, как со мной связаться.
- Зачем вам это надо, скажите на милость? – Соло отдает себе отчет, что его тон не особо любезен, но, в данный момент, ему плевать.
У того как-то странно подрагивают губы, словно он тщетно пытается улыбнуться, а глаза тускнеют, подернувшись пеленой.
- Знаете, я был примерно ваших лет, когда испытал самую страшную в своей жизни потерю. Хотя, по правде сказать, я потерял дорогого мне человека раньше, чем он погиб в сорок четвертом. Просто… Я думал о карьере. О состоянии. Я хотел быть на вершине мира. На одной чаше весов все мои мечты, на другой - самые сильные чувства, которые я когда-либо испытывал. Я сделал свой выбор. И вот – теперь у меня есть и карьера, и состояние. Моя жизнь близится к закату, а в таком возрасте понимаешь, что на самом деле было важным, а что второстепенным. Если бы я мог повернуть время вспять…, - Улыбнувшись с оттенком горечи, Росс качает головой. - Не повторяйте моих ошибок, мистер Соло. Выбирайте то, что для вас по-настоящему важно.
Глава 5
Илья распахивает глаза и тут же щурится – лучи солнца, просвечивающие сквозь неплотно пригнанные деревянные доски, падают прямо на его лицо и шею, ощутимо припекая отдельные участки кожи. Судя по всему, снаружи чертовски жарко. Ах, да. Он же где-то в Южной Америке.
Выскользнув вчера тайком из своей хижины, он успел слегка оглядеться – рисунок скал, некоторые элементы растительности, полуразрушенная древняя пирамида, скорее всего, ацтекская, небольшое поселение вокруг. Впрочем, голова болела и кружилась, так что соображал он плохо. Не успел он отдалиться от своего узилища на десяток метров, как двое рослых смуглых молодцев, одетых в одни холщовые штаны, с внушительных размеров мачете на поясах, бережно подхватили его под руки и мягко, но настойчиво вернули обратно.
Не то, чтобы их деликатность не порадовала Курякина, однако, показалась ему слегка настораживающей, ведь обычно T.H.R.U.S.H. не особенно церемонился с пленниками. Впрочем, увиденное им снаружи мало напоминало секретную базу T.H.R.U.S.H., скорее деревеньку контрабандистов, или перевалочный пункт одного из мексиканских наркокартелей.
Илья совершенно не помнил, как попал сюда, видимо ему вкололи лошадиную дозу снотворного. Зато хорошо помнил падение со скалы и то, что за ним последовало. Он не разбился каким-то чудом, а, возможно тренированные инстинкты сработали – во время падения он мертвой хваткой вцепился в своего противника и, по счастливой случайности, тот послужил амортизатором, когда они оба ударились о скалистый выступ, ощетинившийся острыми зубьями камней.
Курякин ощутимо приложился затылком обо что-то твердое и острое и на секунду потерял сознание. Очнулся посреди водоворота, вынырнул, судорожно хватая воздух ртом. Его противник виднелся в нескольких метрах справа; Луна, выскользнувшая в тот момент из-за туч, позволила разглядеть его довольно четко – вся левая половина его лица и головы была разбита, белеющие кости черепа и скул жутковато смотрелись в обрамлении красноватых ошметков плоти, а наполовину вытекший глаз усиливал впечатление. Их обоих стремительно несло на прибрежные скалы, и шансы на спасение уменьшались с каждым метром. Когда самая мощная волна подхватила Курякина и, с неумолимостью хозяина, схватившего за шкирку нашкодившего кота, поволокла вперед, он сделал несколько яростных гребков вбок и, обхватив мертвое тело руками и ногами, выставил его перед собой наподобие щита.
Дальнейшее вспоминалось смутно – Илья задержал дыхание и доверился судьбе. Его швыряло и болтало во все стороны, несколько раз ощутимо приложило о камни, по счастью, не головой. Потом он вслепую, на одних инстинктах, карабкался куда-то наверх, судорожно цепляясь за крошечные выступы, и, добравшись до того места, где волны уже не могли его достать, наконец, позволил себе отключиться.
Очнувшись, он не успел порадоваться своему чудесному спасению – несколько направленных на него стволов явно свидетельствовали о том, что удача нынче не на его стороне. Это был один из тех редких случаев, когда агенту Курякину приходилось расписаться в своей полной беспомощности – раскалывающаяся от боли голова недвусмысленно намекала на сотрясение, левое запястье пульсировало острой болью, что в совокупности с дезориентацией и потерей сил напрочь лишало его возможности бежать, или сопротивляться.
Щелчок взводимого курка его мозг воспринял как-то отстраненно; мелькнула мысль, что не иметь ни с кем близких отношений в каком-то смысле хорошо и правильно – его некому будет оплакивать. Разве что Наполеон… Впрочем, Соло найдет кем и чем себя утешить. Нотка горечи, вплетенная в его суровый стоицизм, была единственной слабостью, которую он себе позволил.
Однако, Илья рано попрощался с жизнью – новый персонаж появился на мрачноватой авансцене, бесцеремонно отодвинув в сторону вооруженных молодчиков. Странный тип, одетый в утепленный дождевик поверх нелепого балахона, с закрывающей лоб широкой тканевой повязкой с нарисованным на ней человеческим глазом, встал перед ним, уперев руки в бока, и на причудливой смеси испанского, английского и немецкого принялся что-то настойчиво доказывать стрелкам, яростно жестикулируя и периодически тыкая в сторону Курякина пальцем. У Ильи шумело в ушах, он почти не улавливал смысла сказанного. Но, судя по всему, переговоры закончились в его пользу – его подхватили под руки и поволокли вверх по тропинке. Оказавшись внутри закрытого фургона, он ощутил укол иглы и надолго провалился в беспамятство, очнувшись уже на другом конце света.
- Аааа, ты наконец пришел в себя, chiquitín! Матушка Пепита так рада, так рада…!
Появившуюся в хижине пышнотелую громогласную особу с копной наполовину седых кудрей, кокетливо повязанных пестрой косынкой, Курякин смутно помнил еще со вчерашнего дня – она сидела рядом с его постелью, состоящей из грубо сколоченной деревянной лежанки и набитого соломой матраса, поила какой-то отвратной на вкус и обжигающей горло дрянью и болтала без умолку на чудовищной смеси английского и испанского, совершенно не смущаясь тем фактом, что пациент вряд ли способен был её слушать.
На сей раз, словарный запас его сиделки все так же богат, но теперь Илья старается вслушиваться, надеясь почерпнуть что-то полезное для себя. К несчастью, вся болтовня старухи сводится к живописанию собственной самоотверженности в спасении его жизни, а также вознесению хвалы бесконечной милости Мадонны на разные витиеватые лады. Параллельно он без возражений послушно глотает вчерашнюю настойку и сметает подчистую содержимое небольшого подноса с едой, руководствуясь собственным неизменным правилом – если есть возможность поесть, то надо ею пользоваться, ибо неизвестно когда она представиться вновь.
- Простите, сеньора, - решается он на вопрос, - не будете ли вы столь любезны рассказать, где я нахожусь?
Его испанский на больную голову, видно, не особо хорош, ибо старуха морщится и машет на него руками.
- Indulta el dios, какая я тебе сеньора! Сеньоры это те, что в больших городах, важно расхаживают в пышных платьях с оборками. Зови меня Пепита, или матушка Пепита. И давай-ка, поднимайся, Omnividente уже ждет тебя. Я думала, ты еще не проснулся, но он послал за тобой, он-то знает что вокруг происходит лучше всех нас.
- Кто меня ждет?
- Всевидящий пророк. Он откроет тебе все, что ты захочешь узнать, и даже больше. Если на то будет воля Богов.
Илья спускает босые ноги на пол, не задавая больше вопросов. Пророк так пророк, в конце концов, это лучше, чем допросная с маниакального вида субъектами в белых халатах, любовно перебирающими разложенные на столе орудия пыток.
На сей раз, смуглых здоровяков с мачете не видать – он просто идет вслед за матушкой Пепитой безо всякой охраны. И довольно скоро начинает понимать почему – деревушка, расположенная на высокогорном плато с пирамидой в центре и кукурузными полями по краям, практически неприступна извне, ибо вокруг одни отвесные скалы и пропасти, а несколько узких тропинок, ведущих вниз, тщательно охраняются. По той же причине отсюда практически невозможно сбежать. Особенно с сотрясением мозга и сломанным левым запястьем.
Люди, попадающиеся им по пути, косятся на Курякина как-то странно, но без открытой враждебности. Далеко не все из них похожи на коренных мексиканцев, многие явно выходцы из более северных широт. Однако, одеты все одинаково – в холщовые штаны и рубахи, и почти у всех на головах широкополые шляпы из соломы, излюбленные мексиканскими крестьянами. Илья пытается проанализировать увиденное, но получается не особенно удачно, слишком все вокруг не вяжется с T.H.R.U.S.H.
У дверей хижины, расположенной ближе всего к пирамиде, маячат два охранника, на сей раз не только с мачете, но и с ружьями. Они молча пропускают Илью внутрь, оставив его провожатую снаружи.
Переступив порог, он моргает, силясь привыкнуть к царящему внутри полумраку. Погасший очаг чуть дымится, а из подвешенного над ним котелка доносится сладковатый непонятный запах. Тот самый странный субъект в балахоне, что не позволил пустить Курякина в расход, сидит на полу, скрестив ноги и прикрыв глаза и, судя по всему, медитирует. Впрочем, спустя пару секунд он поднимает голову и глядит на своего гостя в упор. Не просто глядит – оценивающе разглядывает. Словно прикидывая, на что тот может сгодиться, и Илье становится немного не по себе.
- Да. Почти наверняка да…, - поднявшись на ноги, незнакомец, оказавшийся долговязым и тощим, с продолговатой физиономией и глубокими складками в уголках рта, стремительно обходит по кругу Курякина, будто рождественскую ёлку, продолжая все так же бесцеремонно его разглядывать, - … ты можешь быть им, безусловно. Хотя, Боги еще должны сказать свое слово. Но ты можешь быть им, можешь…
- Простите, - подает голос Илья, - я хотел бы узнать…
- Тихо! Шшшш…! – Диковато оглянувшись по сторонам, странный тип вновь устремляет на него свои темные глаза навыкате. – Тебе нельзя ничего говорить! Это место Силы… Боги могут услышать! Снаружи ты похож на священный сосуд, но что у тебя внутри… Я должен увидеть. Я должен увидеть твою душу.
Приблизившись почти вплотную к оторопело замершему Илье, незнакомец впивается глазами в его лицо, что-то бормоча едва слышно; тот, внезапно испытав жгучее желание отвести глаза, пытается это сделать, но… Не может. Заворожено наблюдает, как безумец, во власти которого ему не посчастливилось оказаться, медленно сдвигает вверх матерчатую повязку с нарисованным человеческим глазом, что прикрывает его лоб, обнажая глубокую горизонтальную складку. Её легко принять за морщину, но незнакомец еще не настолько стар. А потом Курякин видит такое, отчего его сердце пропускает удар и, кажется, стремительно проваливается куда-то вниз – шевельнувшись, морщина на лбу незнакомца расходится, обнажая глазницу посреди лба. Самую настоящую глазницу, и глаз в ней самый настоящий – с серо-голубой радужкой, чуть желтоватым белком и мелкими прожилками сосудов.
@темы: фанфики, Illya Kuryakin, Napoleon Solo, Alexander Waverly, неделя с Робертом
-О-ла-ла, а это вкусно! - Марго Мишон вновь запускает ложку на длинной ручке в дымящийся котел и ожесточенно дует на содержимое, прежде чем отправить в рот. – Обожаю, когда мужчина умеет хорошо готовить.
Илья пожимает плечами.
- Это всего лишь похлебка, ничего особенного. Почти такой же нас кормили, когда я служил во флоте.
Белозубая улыбка Марго словно вспышкой озаряет её смуглое большеглазое лицо; она заправляет за ухо прядь непослушных волос цвета воронова крыла и вновь склоняется над котлом, помешивая варево. Она пока не окончательно оправилась от недавней тяжелой болезни, так что вместо работы в поле готовит еду для сборщиков кукурузы. Левая рука Ильи со сломанным запястьем все еще висит на перевязи, и на поле ему делать нечего, поэтому его назначили помощником Марго.
Все происходящее вокруг кажется Курякину до чертиков странным – тщательно охраняемый затерянный в горах поселок, люди различных национальностей, зачем-то изображающие мексиканских крестьян и не желающие рассказывать, зачем они здесь на самом деле, и как сюда попали, странный тип с третьим глазом во лбу... Илья здесь уже неделю, и ни капли не продвинулся в поиске ответов на свои вопросы, главным из которых был – как ему выбраться отсюда и связаться с агентством. Помимо локальных коротковолновых передатчиков, которыми пользовалась охрана, в поселке не наблюдалось ничего похожего на телефон, телеграф, или полноценную рацию. Даже если бы Илье удалось миновать кордоны и выбраться с плато – без карты местности ему не добраться до ближайшего населенного пункта, а без снаряжения и запаса провизии в горах он долго не протянет.
- Эй! – Голос Марго отвлекает его от невеселых мыслей. – «Илья» - это ведь русское имя, верно?
- Верно.
- Ты здесь первый русский. Я сама с юга Франции, из Лангедока. Мой муж… Николя, - Марго произносит это имя со странным болезненным выражением, - Он из Нормандии. Был… Работал на фабрике наладчиком станков, потом случился тот инцидент, пострадали люди. Во всем обвинили Николя. Он потерял работу и репутацию, нам пришлось уехать из страны. В Штатах мы встретили Всевидящего, увлеклись его идеями…
Будто спохватившись, она замолкает, и впитывавший каждое её слово Курякин, решается на осторожный вопрос.
- Что с ним случилось? С твоим мужем?
Марго на секунду каменеет, потом встряхивает волосами, выбившимися из-под пестрой косынки, медленно стягивает её с головы. Произносит каким-то странно спокойным, будничным тоном.
- Его положили воон на тот камень, - она указывает в направлении торчащего почти на самой верхушке пирамиды сооружения, похожего на алтарь, - вскрыли ему грудную клетку, вынули сердце из груди. А потом отрубили голову.
Её шокирующая откровенность заставляет Курякина невольно содрогнуться.
- Но как… Зачем? В чем он провинился?
Порывисто обернувшись к нему, Марго протягивает руку, касается кончиками пальцев его волос.
- Светлые волосы… У него тоже были светлые волосы. Светлые волосы и голубые глаза. Голова – это кукурузный початок, знамение богатого урожая. Сердце – вместилище души, оно приносится в жертву Богам. Это честь… Нет! – вдруг обрывает она сама себя. – Беги отсюда, Илья! Беги. Тебе нельзя здесь быть…
Так же порывисто она отдергивает руку и отворачивается, кусая губы. А когда вновь поворачивается лицом к собеседнику, на её губах вновь сияющая улыбка, словно телевизор переключили на другой канал. Такие вот скачки эмоций выглядят слегка пугающе.
- Прости, я тебя, наверное, смутила, - беззаботным тоном произносит Марго, не переставая улыбаться, - давай поговорим о чем-нибудь более приятном. Знаешь, одна моя прабабка была русской, как ты. А другая - самой настоящей цыганкой. В детстве она учила меня гадать по руке, у меня и сейчас это неплохо получается. Давай-ка узнаем твою судьбу.
Не дожидаясь согласия, Марго присаживается рядом, берет обе ладони Ильи и сосредоточенно вглядывается в переплетение линий, слегка шевеля губами.
- У тебя множество талантов… Длинная линия жизни, это хорошо… Ты дважды влюблялся по-настоящему, первый раз еще давно, в юности. Все кончилось не очень хорошо, да? – Илью охватывает стойкое желание отдернуть руки, но он сдерживается. Девушка кажется ему странной, но она единственная из жителей поселка, с кем ему удалось сблизиться, единственная, кто проявил хоть толику откровенности. – Вторая любовь пришла позже… Она и сейчас с тобой, верно? – Марго поднимает на него искрящиеся лукавым любопытством глаза. – Карие глаза, темные волосы, решительный нрав, стремление к первенству во всем. И как её зовут?
Илья все же отдергивает руки, а его губы непроизвольно сжимаются в тонкую полоску. Он произносит с оттенком сарказма:
- «Её» зовут Наполеон Соло.
Марго хихикает будто школьница.
- Странное имя для девушки.
- Вообще-то это мой друг и напарник.
- Тебе не нравятся девушки?
Илья подкатывает глаза.
- Конечно же, мне нравятся девушки. А моему другу они нравятся даже слишком сильно. Это… другое. Все сложно.
- Можно надеяться, что вы оба…
Марго не успевает закончить фразу – звон колокола возвещает время обеда и, суетливо вскочив на ноги, они оба принимаются накрывать на стол.
Вечером в поселке горят костры, откуда-то доносятся гитарные аккорды и сочный баритон, поющий по-испански.
Илья задумчиво щурится на огонь, шевелит прутиком тлеющие по краям угли. Марго смеется неестественно громко; бутылка текилы в её руке уже опустела на треть. Матушка Пепита что-то сердито ей выговаривает, пытается отобрать выпивку, но девушка, ловко увернувшись, убегает на другую сторону костра. Присев рядом с Курякиным, протягивает ему бутылку. Её глаза лихорадочно блестят, на щеках нездоровый румянец. Илья качает головой.
- Спиртным горе не зальешь.
- А ты пробовал? – Икнув, девушка вновь делает глоток. – Что ты знаешь о горе, Илья?
- Кое-что знаю. – Он берет бутылку из её рук и, отпив немного, прячет в свою сумку. – Не напиваться нужно, а думать, как отсюда выбраться.
- Слушай… Только тс-с-с-с…! - Склонившись ближе, Марго обдает его запахом текилы, сушеных трав и пряностей. – Я подумала и решила… Решила взять тебя с собой. Мы собрали все для побега… - Многозначительно шевельнув бровями, она обводит взглядом всех кто сидит у их костра – рыжеватый крепыш Даг, кажется, дремлет, его жена Мэган шевелит губами, беззвучно подпевая звучащему в отделении сочному баритону, а братья Тровато – Альдо и Витторио – лениво перекидываются самодельными картами. – Ты смелый. Ты нам пригодишься. Я еще не говорила с другими…
Какой-то шум отвлекает её внимание, помешав закончить фразу. Двое уже знакомых Илья крепышей с мачете и ружьями во главе в Мигелем Васко, кем-то вроде начальника местных секьюрити, приближаются к ним, игнорируя громогласные попытки матушки Пепиты их остановить. Небрежно отодвинув горластую матрону в сторону, они заходят внутрь рассчитанной на восьмерых постройки, одним из обитателей коей стал Курякин и принимаются бесцеремонно переворачивать все верх дном, не обращая внимание на возмущение жильцов, мигом оставивших свои вечерние занятия и столпившихся у порога.
Как только Васко, скинув на пол соломенный матрас на лежанке Марго, обнаруживает свернутую веревку с крючьями и мешок с сухими галетами, хор возмущенных голосов смолкает, уступая место гнетущей тишине.
- Так-так…, - Васко хищно шевелит чуть подкрученными кверху усами, и по его знаку громилы хватают девушку и вытаскивают её на середину комнаты. – Ты все-таки предала нас. Глупышка. На что ты надеялась? От взора Всевидящего не скрыться.
Марго надменно вздергивает подбородок, но не успевает ответить.
- Простите, но это принадлежит мне.
Все дружно поворачивают голову туда, откуда прозвучал голос, расступаются, давая Курякину возможность выйти на всеобщее обозрение. Васко раздувает ноздри, его брови медленно сползаются к переносице.
- Что ты сказал? Повтори.
- Я сказал, что эти вещи принадлежат мне. Я спрятал их у Марго, думал, женщину никто не заподозрит.
Васко пару секунд буквально пожирает его глазами, потом произносит, дернув уголком рта.
- Вот как… Клянусь Богами, ты поплатишься за то, что сделал. El Verdugo заставит тебя пожалеть.
Когда Курякина, провожаемого исполненными ужасом и жалостью взглядами, выводят из хижины, заломив руки за спину, он успевает краем глаза увидеть Марго, спрятавшую лицо в ладонях, и услышать, как матушка Пепита шепчет молитву по-испански.
О пещере на юго-западной оконечности плато в поселке ходили разные слухи, по большей части устрашающие. Имя «El Verdugo», или «Палач» произносили полушепотом, испытывая непритворный трепет. Никто не знал, как на самом деле зовут его обладателя, откуда он родом и что сподвигло его служить Всевидящему пророку, карая провинившихся во имя Богов.
Курякину довелось увидеть El Verdugo лишь однажды и мельком – высокий мускулистый, наголо обритый тип, с ног до головы покрытый татуировками, маячил за спиной пророка, когда тот поднимался на вершину пирамиды ранним утром.
Говорили, что те, кого отдают в руки El Verdugo, умирают страшной смертью, и горы содрогаются от их криков, что он умеет превращаться в химеру и терзает несчастных собственными клыками и когтями. Илья, с его природным скепсисом, понимал, что любые слухи нужно делить надвое, и, согласно известной русской пословице, не так страшен Черт, как его малюют. Он, тем не менее, был далек от стремления проверять обоснованность слухов на собственном опыте, однако, капризную богиню судьбы далеко не всегда интересуют наши пожелания на будущее.
Не удивительно, что шаги Курякина поневоле замедляются по мере приближения к пещере, а мрачноватая авансцена, состоящая из скалистых зазубрин, бледного лунного света и чьих-то костей, сваленных среди тлеющих угольков костра перед входом, не добавляет ему оптимизма.
Илья застывает на пороге, однако, смуглая волосатая пятерня Васко, подтолкнувшая его в спину, придает ему ускорение.
Пока его провожатый общается с хозяином пещеры, Илья оглядывается по сторонам, скорее с изумлением, чем с испугом, хотя обстановка вокруг рассчитана на то, чтобы вызвать именно страх. Он задается вопросом – из какого музея святейшей инквизиции татуированный тип стащил весь этот допотопный хлам? Дыба с въевшимися в потемневшее дерево пятнами, которые легко принять за пятна крови, тиски со следами ржавчины, «испанский сапожок» с одним оторванным креплением, потухшая и совсем нестрашная на вид жаровня, какие-то клещи, пилы, крючья и прочий металлолом, сваленный в углу. Впрочем, на обычного человека, который заранее напуган, все это может произвести крайне сильное впечатление. Илья живо представляет на своем месте Марго – бедняжка сейчас умирала бы со страху. А опытным агентам, к несчастью, случается побывать в современных допросных, где сведения добываются весьма эффективными, хотя и не столь зрелищными способами.
Закончив разговор, Васко, в сопровождении громил, удаляется, злорадно зыркнув на Курякина, а татуированный тип грубо хватает пленника за плечо, подтаскивает к врытому в земляной пол деревянному столбу со свисающими сверху кандалами и приковывает за запястья.
Илья размеренно дышит, пытаясь растопить ледяной комок внутри. Кажется, Васко приказал его не убивать. Да, кажется так. Речь шла, всего лишь, о скольких-то там ударах кнутом, он прослушал, пока разглядывал пыточный арсенал хозяина пещеры. Что ж, бывало и хуже, правда? Им с Наполеоном периодически доставалось на миссиях, таковы издержки их работы. Илья гонит прочь мысли о Наполеоне, мистере Уэверли, их секретном офисе под вывеской ателье, о своей неспокойной, но привычной жизни. Так недолго и расклеиться. Всего лишь неделю он провел в этом театре абсурда, а кажется, что целый год.
Когда холщовая ткань рубахи на его спине с треском рвется, он стискивает зубы, и дает себе слово, что не доставит никому удовольствия криками и мольбой. Но вместо ожидаемого удара, внезапно ощущает чужое дыхание у самого уха и шепот – на чистейшем английском, с легкой примесью уэльского прононса:
- После пятого удара вы должны закричать. Во всю мочь. Васко и его люди будут караулить снаружи.
Донельзя ошеломленный, Курякин кивает, и лишь потом ощущает первый удар. И с изумлением осознает, что ему совершенно не больно. Слышится свист и щелканье кнута, El Verdugo грозно сопит и бормочет ругательства на незнакомом Курякину языке, а удары ложатся на спину невесомо, будто легкие шлепки. По сигналу, он испускает довольно правдоподобный стон, переходящий в жалобный вопль, а его дальнейшим слёзным мольбам о пощаде на смеси английского и испанского поверил бы даже его великий соотечественник Константин Станиславский.
Наконец, все прекращается. Илья ощущает на своей спине прикосновения пальцев, вымазанных чем-то липким, и вновь слышит шепот:
- Не двигайтесь. Притворитесь, что вы без сознания.
Слыша шаги у входа, Курякин послушно обмякает в своих оковах, свесив голову на бок. Кажется, Васко остается вполне доволен видом его исполосованной спины и, наконец, удаляется восвояси, наказав до утра воды пленнику не давать и от кандалов не освобождать.
Оставшись наедине с хозяином пещеры, Илья поднимает голову и встречается с ним глазами. Под татуировками незаметно, но внешность у того вполне европейская, цвет глаз, кажется, зеленовато-серый, в полумраке пещеры не разглядишь. Вообще, если убрать все эти узоры на коже, добавить волосы и надеть на него костюм, то он будет выглядеть как обычный высокий мужчина атлетического телосложения с грубоватыми, но правильными чертами лица. Множество вопросов и предположений теснятся в голове Курякина, а в душе медленно, но верно прорастает росток надежды. Произносит он, однако, совсем не то, что собирался.
- Я все думал – что не так с вашими татуировками. Они не ацтекские. Скорее… Австралия, или Новая Зеландия. Ваши специалисты в МИ-6 дали маху.
При упоминании о МИ-6 незнакомец заметно вздрагивает, а его брови медленно сходятся на переносице. Курякин предугадывает его вопрос.
- Не волнуйтесь, я из U.N.C.L.E. Мы, в каком-то смысле, коллеги. Простите, что не приветствую вас как полагается, но…, - Илья многозначительно трясет своими оковами, и незнакомец, спохватившись, принимается его освобождать.
- Как вы узнали?
- Перед тем, как я попал сюда, мы помогли британской разведке сохранить прикрытие одному из их агентов, внедренных в сверхсекретный проект T.H.R.U.S.H, да и ваш уэльский прононс… Просто сложил два и два. Правда я и подумать не мог, что сверхсекретный эксперимент T.H.R.U.S.H будет похож… на все это.
Помассировав затекшие запястья, он протягивает руку.
- Илья Курякин, нью-йоркский дивизион U.N.C.L.E. Благодарю за помощь.
- Алек Гриффит, МИ-6, группа внедрения. Вы правы насчет моих татуировок, вот только это не рисунки, и МИ-6 тут не при чем. Татуировки настоящие.
Илья приподнимает бровь, мысленно оценив травматичность процедуры.
- Ого. Любопытно было бы услышать вашу историю. Хотя бы ту её часть, что вы вправе рассказать, не нарушая инструкций.
Спустя пол часа, они пьют матэ, устроившись у разведенного перед входом костра.
- Со мной в молодости случился казус, прямо как в авантюрных романах, - Алек Гриффит едва заметно усмехается, – яхта потерпела крушение, я оказался на одном из неисследованных островков вблизи Новой Зеландии. Трудно поверить, но есть еще на нашей старушке-Земле места, которые совсем никак не затронула цивилизация, люди там живут, как жили их далекие предки, безо всяких перемен. Я прожил полгода с одним из таких племен, прежде чем меня нашли. У меня было две альтернативы – стать либо их пищей, либо одним из их воинов. Разумеется, второй вариант показался мне предпочтительнее. Чем больше у тебя заслуг перед племенем, тем больше на тебе татуировок. Вы можете по моему виду догадаться, что мне удалось подняться на самую верхушку местной иерархии. Зато на родине с подобными украшениями меня могли взять на работу разве что в цирк. Собственно, туда я и подался по возвращении домой. Случай столкнул меня с МИ-6 пару лет спустя, и мне предложили работу. Мои татуировки и амплуа циркача служили отличной маскировкой – ну кто заподозрит во мне агента?
- Это верно. – Хмыкает Илья. – Я бы ни за что не догадался, если бы вы сами себя не выдали. Обычно в агенты берут людей с неприметной внешностью, способных слиться с толпой, а у вас все с точностью наоборот. Однако, как вам удалось внедриться в эту секту? Двое наших пытались полгода назад, но потерпели фиаско. Подробности операции тогда не раскрыли даже ведущим агентам.
Гриффит многозначительно приподнимает бровь.
- Не думаю, что нарушу секретность, если поделюсь с вами. Полагаю, наши конторы почти одновременно заинтересовались этим проектом T.H.R.U.S.H. О нем изначально было мало сведений, ходили слухи о некоем сверхмощном неиссякаемом источнике энергии, сравнимом с ядерным синтезом. Все ниточки вели к странному субъекту, называющему себя «Всевидящий пророк». Его истинное имя неизвестно, нам удалось выяснить, что он родом откуда-то из Индии, или Бангладеша. Он путешествовал по Европе и Штатам, набирал сторонников для нового религиозного движения, которое сам же основал. Демонстрировал разные чудеса вроде исцеления, чтения мыслей, или третьего глаза во лбу.
Илья задумчиво кивает.
- Угу, я видел. Правда, у меня сложилось впечатление, что глаз был всего лишь иллюзией. В его хижине стоял странный запах, возможно наркотик…
- Не все так просто. Я вот уже некоторое время нахожусь довольно близко к этому типу. Он, кстати, сам на меня вышел – увидел меня на арене и проникся. Сказал, что в моих татуировках заключены божественные письмена. Учитывая мой цирковой опыт, разгадывать фокусы у меня хорошо получается, но нашего пророка я до сих пор не раскусил. Знаете, современные ученые далеко не все могут объяснить. Гитлер экспериментировал с оккультными науками и кое в чем добился успеха. Отчего бы T.H.R.U.S.H не последовать его примеру? Они верят, что в пирамиде заключен древний источник силы и финансировали секту с самого начала.
- Думаете, у них есть на то реальные основания? Хотя, T.H.R.U.S.H – наш давний противник, я успел изучить их систему приоритетов довольно хорошо. Они не стали бы разбрасываться деньгами впустую.
Гриффит пожимает плечами.
- Кто знает. Пророк утверждает, что разбудить силу пирамиды можно с помощью человеческих жертвоприношений. Только жертва нужна особенная.
- В каком смысле «особенная»?
- Я так и не понял до конца. Речь идет о неком наборе личностных качеств. Полагаю, поэтому вас оставили в живых. Пророк собирает здесь людей из разных мест, которые чем-то привлекли его внимание. Он наблюдает за ними и делает выбор.
- Значит, Николя Мишон…
Гриффит кивает.
- Да, он был четвертой попыткой.
- Неужели никто не пытался что-то сделать? Люди спокойно выращивают кукурузу и ждут, когда их поведут на убой?
- Некоторые пытались бежать, но либо были убиты охраной, либо погибли сами - горы тут опасные. Многие одурманены настолько, что готовы добровольно лечь на алтарь, или положить на него кого угодно. Есть и те, кто просто боится и не знает что делать.
Илья сжимает губы в тонкую полоску, нервным жестом запускает пятерню в волосы надо лбом.
- Ясно. Теперь самый главный вопрос – есть ли у вас связь с вашим агентством?
Гриффит сокрушенно качает головой.
- В том-то и загвоздка. Мой передатчик накрылся около недели назад во время грозы. Мне не удалось его починить.
- Я могу глянуть. Если с ним все безнадежно, то раздобудете мне одну из коротковолновых раций местной охраны, я, с помощью деталей от передатчика, модифицирую её так, что она сможет работать на длинные расстояния, и даже горы не будут помехой.
Вообще, давно мечтаю уже почитать большой текст по ним *_*, спасибо за сбычу мечт.
Все дороги в мире похожи одна на другую, вне зависимости от того, насколько они широки и удобны, вымощены ли они асфальтом, брусчаткой, или покрыты плотно утрамбованным слоем грунта. Они уводят путника за собой, околдовывая ощущением бесконечности движения вперед, это сродни бессмертию.
Наполеон Соло машинально двигает рулем, отстраненно следя за дорожным полотном, стелящимся из-под колес - его мысли нынче далеко отсюда. Дорога из Эдинбурга до Абердина очень похожа на ту, по которой они ехали с Ильёй из замка. Впрочем, в этой местности весь пейзаж кажется одинаковым.
Говорят, большое горе переживают в четыре этапа – отрицание, агрессия, депрессия и принятие. Наполеону казалось, что его переживания разделились всего на два – первый, когда он не верил в смерть Ильи, и второй, когда поверил.
Когда же это случилось? Скорее всего, в тот момент, когда Уэверли отдал приказ прекратить поиски. Шеф не настаивал на его немедленном возвращении к служебным обязанностям, напротив – деликатно намекнул, что у Соло скопилась масса дней неиспользованного отпуска. Тот односложно ответил, что оставляет вопрос на усмотрение руководства и отключил передатчик. Отключил, сунул в карман куртки, поднял воротник, прищурился, вглядываясь в туманную даль, где терялась линия горизонта и море полностью сливалось с небом. Потом опустил глаза, туда, где виднелась бугристая впадина на месте отколовшегося куска скалы и далеко внизу несмолкаемо шумел прибой. Сейчас он был здесь совершенно один – ни спасателей, ни водолазов, ни суеты, ни малейшего признака присутствия человека. Ему казалось, что оставшись в одиночестве, он получит возможность попрощаться с Ильёй, и может быть, ему станет хоть капельку легче.
Наполеон слизнул с губ дождевые капли, мимолетно подумал, что в этих краях даже у дождя вкус соли. А у Ильи на губах был явственный привкус лимона. Отчего-то сейчас очень легко, без малейшего смущения и тягостных сомнений вспоминалось, какими были его губы на вкус и какими ощущались. Вспоминалось, как Илья сперва закаменел, а потом подался навстречу, и они двое превратились в идеально собранный пазл, где все на своих местах и ничего лишнего. Вероятно, ему сейчас легко об этом думать потому, что смерть стирает все рамки и границы, нивелирует условности и расставляет все по местам. Только вот, при этом, не дает ни малейшей возможности что-либо изменить. Наверное, именно в тот момент Наполеон поверил в смерть напарника. Это было очень странное ощущение – ни распирания внутри, ни желания зарыдать, напиться, или излить кому-то душу. Просто что-то в нем как будто умерло вслед – тихо, без мучений. Какая-то его часть перестала существовать, растворившись в соленой воде и осев клочьями грязной пены на покрытых зеленоватым налетом камнях.
Потом он ехал обратно, почти не воспринимая окружающий мир, и не замечая, что стрелка индикатора уровня топлива уже приблизилась к критической отметке. Наверное, случившееся по дороге было одним из причудливых капризов судьбы, коими так богата жизнь секретного агента - его автомобиль, в итоге, заглох, а проезжающий мимо на своем старом драндулете военных лет смотритель маяка предложил отбуксировать его до ближайшей заправки, единственной в окрестностях.
Пока молоденький парнишка в темно-синем комбинезоне суетливо носился вокруг его «Крайслера» - заливал бензин, подкачивал колесо, протирал стекла, явно рассчитывая на чаевые, Наполеон бездумно глядел в одну точку, сидя на лавке рядом с витриной магазинчика и не замечая, как осыпается пепел с сигареты. Пожилой, кряжистый, с боковыми залысинами хозяин заправки осторожно присел рядом, попросил прикурить. Соло машинально сунул ему в руку зажигалку, отмахнулся от попытки вернуть обратно после использования по назначению. Оценив щедрость подарка, старик разговорился с нежданным визитером, абсолютно не смущаясь односложными ответами и явным нежеланием того поддерживать беседу. Наполеон благополучно попустил мимо ушей разглагольствования о погоде, рыбной ловле и ценах на нефть, но его тренированный слух опытного агента невольно зацепился за рассказ о подозрительном фургоне, который привлек внимание хозяина заправки неделю назад, как раз в день происшествия. С этого момента он начал слушать внимательно и задавать вопросы. Фургон ничем особенным не выделялся, в таких обычно перевозили мебель, домашнюю утварь и прочие малогабаритные грузы. Но старик клялся, что в кузове находились люди, он, якобы, слышал изнутри подозрительные звуки. По окончании беседы у Соло было лишь описание фургона и две последние цифры номера. А еще смутное ощущение, затеплившееся внутри, которое он пока категорически не желал признать проблеском надежды. Он позвонил сенатору Россу прямо с заправки и, получив контакт одного из местных сотрудников полиции, отправился в путь.
И вот, спустя два дня, он на дороге в Абердин, где по данным, полученным от информатора из полиции, располагался офис компании «Уркхарт и сыновья», занимающейся грузоперевозками и сдачей транспорта в краткосрочную аренду, той самой, которой принадлежал подозрительный фургон.
Офис удается отыскать довольно скоро – он расположен неподалеку от порта, рядом со складами. Старик, сидящий за обшарпанным письменным столом над толстенной конторской книгой, водрузив на кончик носа очки-половинки, поднявшись с места, приветствует гостя с широкой улыбкой. Однако, стоит Наполеону произнести первую фразу, как любезность хозяина исчезает как по волшебству, его кустистые брови сползаются на переносице, а наполовину седая грива волос, кажется, дыбится, будто шерсть на загривке сердитого кота.
- С чего это я должен показывать вам мои записи, а? Как будто у вас есть ордер! Ходят тут всякие любопытные…
- Мистер Уркхарт, я же вам говорил – я сотрудник международной организации, занимающейся проблемами безопасности. Я показал вам свои документы.
- Да начхать мне на ваши документы! Вы, янки, думаете, что вам все позволено! Так вот – здесь вы не хозяева! Убирайтесь-ка подобру-поздорову, мистер как-вас-там! Пока я не выставил вас вон!
Губы Наполеона сжимаются в тонкую полоску. Такая откровенная агрессия на пустом месте оставляет мало надежды на благополучный исход дела. Какой соблазн добыть нужные сведения силой, но перед ним не враг, а всего лишь склочный старикашка. Впрочем, можно попытаться надавить на упрямца иным способом.
- Мистер Уркхарт, я в курсе, что ваш сын Энди недавно вышел из тюрьмы. И его проблемы с законом на этом не закончены. У меня достаточно влияния, чтобы обеспечить его возвращение за решетку.
Все, что Наполеону удается добиться, так это новой вспышки ярости – потрясая кулаками, старик выкрикивает, вперемешку с бранью, что проклятым янки не удастся его запугать.
Обуреваемый чувством едкой досады, Соло выходит наружу - остудить голову и обдумать дальнейшие планы. Можно, конечно, наведаться сюда нынче ночью, замок в офисе откроется без особого труда. Но это очередная потеря времени, черт её дери. В последние дни он с трудом справляется с чувством мучительного нетерпения, словно от его нынешний действий что-то зависит, что-то крайне важное. Надежда такая хрупкая вещь – одно неосторожное движение, и она разлетится на осколки.
- Эй, мистер!
Услыхав за спиной девичий голосок, Наполеон оборачивается. Изящная головка, увенчанная копной медно-рыжих волос, выглядывает в приоткрытую дверь офиса, а тонкий палец манит его недвусмысленным жестом.
Оказавшись в том самом помещении, из коего был так грубо и бесцеремонно выдворен, Наполеон оглядывается по сторонам и вопросительно приподнимает бровь. Девушка – невысокая, скуластая, с небольшим треугольным шрамом на подбородке – глядит на него с любопытством и едва уловимым оттенком кокетства.
- Отец ушел, - произносит она низким грудным голосом, - пошел пропустить стаканчик, успокоить нервы. Мой старший брат погиб, а Энди… Ну, вы в курсе. Я слышала ваш разговор. Я теперь его единственный помощник, «Уркхарт и сыновья», на самом деле, давно уже «Уркхарт и дочь». Знаете, отец жутко ненавидит американцев. Вам не повезло. Но я не хочу, чтобы у Энди были неприятности, поэтому дам вам выписку из книги клиентов на интересующую вас дату.
Получив заветный листок бумаги, Соло прячет его во внутренний карман и рассеяно благодарит. Девушка явно не прочь продолжить знакомство, но Наполеон мысленно уже далеко отсюда.
Звонок своему информатору из местной полиции приносит неутешительные известия – фургон арендован фирмой-однодневкой, которая уже прекратила свое существования, а учредителей и след простыл. Повесив трубку на рычаг уличного телефона-автомата, Соло тупо глядит на глубокую поперечную царапину, пересекающую пластиковый корпус аппарата сбоку, ощущая себя насекомым, увязшим в капле смолы – двигаться дальше нет ни сил, ни желания. А в следующую секунду его передатчик оживает.
Голос шефа прочищает мозги куда лучше, чем порыв свежего ветра.
- Мистер Соло, вы еще в Шотландии?
- Так точно, сэр.
- Мистер Росс просил вас незамедлительно связаться с ним. У него есть для вас кое-что.
В кабинете сенатора Росса тихо, слышно лишь тиканье старинных настенных часов и отдаленный гул машин сквозь приоткрытую форточку. После того, как секретарша удаляется, бесшумно поставив на стол поднос с чаем на две персоны, Росс кладет перед Наполеоном картонную папку и, в ответ на вопросительный взгляд, произносит:
- Это мы получили вчера по одному из засекреченных каналов.
Раскрыв папку, Соло пробегает глазами ряды цифр и букв, на первый взгляд, лишенные всякого смысла.
- Наш агент, внедренный в новый проект T.H.R.U.S.H., некоторое время не выходил на связь, – продолжает сенатор, - потом связь восстановилась, но послание поставило наших аналитиков в тупик. Это не тот шифр, которым он обычно пользовался. Шифр явно стандартный, то бишь, ключом должна быть некая книга. Но понять какая именно практически невозможно – чересчур много вариантов. Мне отчего-то подумалось, что стоит показать это вам, - Росс пытливо глядит на Соло. – Ну, знаете, просто интуиция сработала. Возможно, вам удастся пролить свет на эту загадку.
Наполеон, буквально пожирающий глазами содержимое папки, поднимает, наконец, голову, и выражение его лица дает понять сенатору, что показать шифр агенту U.N.C.L.E было хорошей идеей. Соло меняется буквально на глазах, вновь становясь похожим на того человека, которого Росс впервые встретил в кабинете Уэверли некоторое время назад.
- Спасибо, что показали это мне. Ваша догадка верна – шифр мне знаком. А что касается книги… Александр Пушкин, поэма «Евгений Онегин».
Росс чуть приподнимает бровь.
- Любопытный выбор. Я бы сказал, довольно экзотический. Идея вашего напарника, полагаю?
- Вы очень догадливы. Есть в этом выборе определенный сакральный смысл.
Наполеон понимает, что на его лице сейчас широкая, совершенно идиотская улыбка, но это его абсолютно не беспокоит. Он цитирует, ощущая, как с каждым словом будто разжимается внутри стальная пружина, и все его существо наполняет эйфория:
- Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог…
Конусовидной формы сооружение из странного, похожего на потускневшее серебро, металла как будто вырастает прямо из пола и уходит в потолок. Оно занимает значительную часть и без того тесного пространства внутри пирамиды, не позволяя одновременно находиться в помещении большому количеству людей.
Илья осторожно касается пальцами поверхности, отмечая про себя, что от металла исходит ощущение прохлады, создавая комфортный микроклимат, при том, что снаружи удушающая жара. И это совершенно не похоже на холодильный агрегат. Да и любой холодильный агрегат давно бы уже вышел из строя – пирамида построена много веков назад. Если это какой-то механизм, то он абсолютно уникален, можно вполне понять интерес к нему со стороны T.H.R.U.S.H. Он оборачивается к Гриффиту.
- Вы думаете о том же, о чем и я?
Тот сосредоточенно кивает.
- Это лежит на поверхности. Я далек от научных кругов, но даже до меня доходили слухи, что, по данным последних исследований, древние цивилизации на этом континенте, вероятно, вступали в контакт с пришельцами из космоса.
- И вы в это верите?
Гриффит пожимает плечами.
- Знаете, я особо не интересовался этим вопросом. Вдобавок, это относится к категории «верю – не верю». Ведь многие ученые склонны искажать, а то и подтасовывать факты ради личной выгоды. Сколько было правды в тех исследованиях, а сколько мистификаций – непонятно. Но когда я увидел эту штуку… Я точно знаю, что ничего подобного земная наука еще не изобрела. Взять хотя бы этот металл - такого нет нигде на Земле.
- Откуда вам знать, вы ведь не химик.
- Я-то не химик. Но здесь побывало уже много разных умников.
Илья вопросительно приподнимает бровь, и агент МИ-6 продолжает.
- Как вы правильно заметили, T.H.R.U.S.H. не стал бы разбрасываться деньгами впустую. С самого начала после обнаружения одним из их агентов этой пирамиды, тут побывала целая толпа ученых – химиков, физиков и даже уфологов, хотя этих ребят настоящими учеными не считают. Кто-то добровольно проявил интерес, кого-то заставили.
- И что?
- Да ничего. То есть, абсолютный ноль. Понимаете – лучшие умы планеты не добились никакого результата.
- Хотите сказать, что результатов добился этот шарлатан с «третьим глазом» во лбу?
- Вы удивитесь, но так и есть. Когда первого человека принесли в жертву вон там, наверху, - Гриффит с многозначительным видом тычет пальцем в потолок, - ученые здесь внизу зафиксировали незначительный выброс энергии. Что-то вроде ядерного синтеза по степени потенциала, но без вреда для здоровья человека. При последующих жертвоприношениях явление повторялось, так что да – Всевидящий пророк единственный, кто приблизился к разгадке этой тайны. Поэтому T.H.R.U.S.H. и не жалел средств на его секту.
- МИ-6 первыми узнали о проекте, так почему вы не прекратили все это?
Сжав губы и нахмурившись, Гриффит сокрушенно качает головой.
- Я бы давно прикрыл эту лавочку, но я человек подневольный. Приказы не обсуждаются, сами понимаете.
- Можно понять ход мыслей вашего начальства, - раздумчиво произносит Илья. - Разгадать загадку чужими усилиями, потом просто пожать лавры. Умно. Только вот гибель невинных людей ничем нельзя оправдать.
- Согласен. Я делал все, что мог – старался облегчить кому-то жизнь, некоторым помог бежать. Вопреки приказам. – Гриффит глядит на Курякина упрямо, исподлобья, и его светлые глаза странно смотрятся на смуглом татуированном лице. – Мы ведь не просто марионетки. Мы люди.
- Абсолютно с вами согласен. - Отвечает тот, ощущая все растущее уважение к своему новому знакомцу. – И давайте-ка убираться отсюда, пока нас не хватились.
Снаружи стена полуденного зноя как будто опускается на плечи и макушку, дышит жаром в лицо. После полумрака пирамиды Илья прикрывает слезящиеся глаза растопыренной пятерней, моргает, пытаясь привыкнуть к слепящему свету. А когда ему это удается, он видит фигуры людей, что стоят у входа полукругом и нацеленные на них ружейные дула. Переглянувшись с Гриффитом, он медленно поднимает руки кверху, и тот следует его примеру.
Поверхность алтаря твердая, слегка шероховатая от выгравированных на ней символов и рисунков. А еще прохладная. Как и то странное сооружение внизу. Илья облизывает губы, трогает языком подсохшую трещинку. Все физические ощущения кажутся ему до боли острыми, некоторые буквально до боли, как, например, впившиеся в запястья и лодыжки веревки, растянувшие его на поверхности алтаря в позе звезды. Боль алого цвета; в не до конца сросшемся левом запястье она багровая. Лучи солнца, обжигающие его голый торс, золотистые, а ощущение спиной прохлады от алтаря прозрачно-голубое.
Он не слышит звуков. Просто потому что не слушает. Гул толпы внизу, голос Всевидящего, барабаны. Голос Алека Гриффита, привязанного к столбу слева от алтаря. Кажется, тот пытается потянуть время, доказывая, что пленника выгоднее оставить в живых, отсрочить неизбежное, но получается у него плохо. Гриффит – хороший человек и хороший агент. Возможно, у него еще есть шанс спастись. Возможно. И лучше бы он пытался освободиться, чем тратил время на бесполезные уговоры.
Вылазка внутрь пирамиды была глупостью. Как там говорят – любопытство сгубило кошку. Возможно, им удалось бы еще какое-то время водить противника за нос. Возможно. Что толку от сожалений? Выбраться отсюда без посторонней помощи все равно не получилось бы, он неизбежно очутился бы на этом алтаре в самом скором времени. Послание, отправленное в МИ-6, вероятно, так и не расшифровано. Станут ли британцы делиться информацией с U.N.C.L.E? Разве что Росс сдержит слово. В любом случае – его уже не успеют спасти. Счет пошел на минуты.
Илья думает, что, наверное, стоит прочесть молитву. Вот только он никогда не отличался религиозностью и не помнит ни одной. В памяти суматошно мелькают лица родителей, сестры, прочих близких, подавляющего большинства которых уже нет в живых. И самое яркое ощущение из раннего детства – подхватившие его широкие ладони деда и взметнувшие высоко вверх – туда, где полоскались на ветру знамена цвета крови.
Лицо Наполеона Соло - единственное из реальности последних лет, которое стоит вспомнить перед смертью. Мечтательное, ироничное, улыбающееся, хмурое и усталое, азартное и целеустремленное. В последний раз Илья видел это лицо близко перед тем поцелуем в коридоре. Как будто в другой жизни, в выдуманной кем-то истории, истории не про них, а про других людей, куда более гармоничных и счастливых. Перед поцелуем Наполеон глядел на него так, как он, бывало, представлял себе в вызывающих мучительный стыд фантазиях.
Лишь однажды Курякину не было стыдно – после той миссии в Кабуле, в американском военном лагере, куда он попал, чудом вырвавшись из смертельно опасной ловушки. Он стоял под струями воды в солдатской душевой, где не было даже перегородок, лишь трубы под потолком, свисающие вниз душевые лейки и сливы в голом бетонном полу. Глядел, как вода смывает с него грязь, бурые разводы крови, как намокает присохшая к ране повязка на правом боку. Представлял Наполеона рядом – такого же голого, мокрого, грязного и помятого, с тенью улыбки в уголках губ и тем самым взглядом. Представлял не как напарника, а как любовника. Может, тогда не было стыдно потому, что он был на грани нервного и физического истощения, на стыд уже просто не оставалось сил.
Солнце слепит, играет на острых как бритва краях обсидианового ножа. Можно закрыть глаза, но Илья этого не делает. Низкая барабанная дробь нарастает в такт пульсации крови в висках, так что он не сразу улавливает другой звук – гул вертолетного пропеллера. Голова Всевидящего пророка, занесшего нож над жертвой, как будто взрывается, разбрызгивая кровь и мозги; он заваливается вперед, и Курякин, ощутив теплые капли на своем лице, все-таки зажмуривает глаза. Все то время, пока звучат выстрелы, крики, а вокруг царит полная неразбериха, он проводит в роли беспомощного наблюдателя. До тех пор, пока Наполеон, появившийся откуда-то сбоку, не разрезает веревки на его руках и ногах, поприветствовав напарника с такой будничной теплотой, как будто они только вчера вместе ужинали.
Весь путь до вертолета Илья озабочен лишь тем, чтобы заставить собственные затекшие конечности двигаться и не обвисать в руках Наполеона бесполезным грузом. И лишь внутри, обтирая с лица чужую кровь, он замечает, как изменился Соло с момента их последней встречи – щеки запали, под глазами пролегли тени, едва заметные белые нити появились в темных волосах. Скупо улыбнувшись, Наполеон вновь берет в руки пристроенный рядом на сидении автомат, и Илья вдруг понимает зачем – чтобы не было заметно, как дрожат его пальцы.
- Ну вот, на этом все. Дело закрыто. – Сцепив пальцы в замок знакомым жестом, Уэверли кладет руки перед собой на стол.
- А как же пирамида? – Подает голос Илья.
- Пирамида и все, что в ней находится, уже не в нашей компетенции. Это дело ученых. Возможно, со временем, её содержимое послужит интересам человечества. Вы хорошо потрудились, господа. И заслужили отдых.
Переглянувшись, Соло и Курякин одновременно поднимаются на ноги. За дверями кабинета шефа все как обычно – приемная, хорошенькая новая секретарша, кинувшая на них заинтересовано-кокетливый взгляд, длинные коридоры, приветствия коллег и выражения радости по поводу возвращения Курякина в мир живых, по большей части искренние.
- Ну что, - произносит Наполеон таким тоном, как будто продолжает начатый ранее разговор, - к тебе, или ко мне?
Илью отчего-то кидает в жар от этих слов и от тона, исполненного будничной невозмутимости. Мгновенный приступ злости накатывает и проходит. Это же Наполеон Соло. На него бесполезно злиться. Курякин иронично усмехается, чуть приподнимает бровь.
- И как далеко ты готов зайти?
Темные глаза Соло искрятся предвкушением, в уголках губ затаилась улыбка; он оглядывает Илью с ног до головы, будто оценивая.
- Ну… Я полагаю, чем дальше, тем лучше. В конце концов, я ждал этого достаточно долго.
Город за окнами авто тонет в дождливой мгле, фонари и неоновые вывески дрожат и расплываются мутноватыми пятнами. Наполеон ведет машину сквозь лабиринты улиц хорошо знакомой им обоим дорогой. Предвкушение перемен в жизни – весьма волнительное ощущение. Нет, наверное, внешне все будет как обычно. Уже завтра, или на днях зазвучит сигнал передатчика, вновь окуная их в привычную работу. Но кое-что, определенно, изменится.
Конец.
Больше всего произвела впечатление вставка про Наполеона оставшегося в одиночестве. "Вдруг заметил я - нас было двое. Для меня словно ветром задуло костер". И далее по тексту Барда.
Сам понимаешь, я дженовик, так что тексты оцениваю со своей колокольни
ЗЫ: А Паганель случайно не дальний родственник Гриффина?
Это прекрасно
Сам понимаешь, я дженовик, так что тексты оцениваю со своей колокольни
Волчица Юлия, а в чем разница? Ощущения от потери близкого человека не зависят от джена, или слэша в тексте. Вообще, если не писать графическую энцу, то слэш от джена мало чем отличается. Собственно, любовь от дружбы отличается наличием физического составляющего. Муж/жена/любовник может быть и другом одновременно.
А Паганель случайно не дальний родственник Гриффина?
Нет. Скорее, дальний родственник матроса Рутерфорда.
отличная дженовая основа, плюс прекрасно прописанные чувства.
Лимбо, мне вот тоже так кажется.
snow_leopard, а вам спасибо за отзыв.
Сам понимаешь, я дженовик, так что тексты оцениваю со своей колокольни
Волчица Юлия, а в чем разница? Ощущения от потери близкого человека не зависят от джена, или слэша в тексте. Вообще, если не писать графическую энцу, то слэш от джена мало чем отличается. Собственно, любовь от дружбы отличается наличием физического составляющего. Муж/жена/любовник может быть и другом одновременно.
А Паганель случайно не дальний родственник Гриффина?
Нет. Скорее, Гриффин - дальний родственник матроса Рутерфорда.
отличная дженовая основа, плюс прекрасно прописанные чувства.
Лимбо, мне вот тоже так кажется.
snow_leopard, а вам спасибо за отзыв.
Настолько глубокие отношения, что никакая нца уже ничего не изменит, но и избежать ее шансов у героев нет. У автора получилось передать сильнейшее напряжение без подробных эротических описаний, здорово. Это не значит, что их бы не хотелось, конечно.
Хотя приличная англоязычная энца мне по олдскульным АНКЛам попадалась. а ссылками поделитесь?
Иллион, увы. Это было четыре года назад.
да, именно вканонно - как будто серию посмотрела )))
Это было очень странное ощущение – ни распирания внутри, ни желания зарыдать, напиться, или излить кому-то душу. Просто что-то в нем как будто умерло вслед – тихо, без мучений. Какая-то его часть перестала существовать, растворившись в соленой воде и осев клочьями грязной пены на покрытых зеленоватым налетом камнях.
А что касается книги… Александр Пушкин, поэма «Евгений Онегин». Росс чуть приподнимает бровь. - Любопытный выбор. Я бы сказал, довольно экзотический. Идея вашего напарника, полагаю? - Вы очень догадливы. Есть в этом выборе определенный сакральный смысл. Автор, милый, это прекрасно!
Боль алого цвета; в не до конца сросшемся левом запястье она багровая. Лучи солнца, обжигающие его голый торс, золотистые, а ощущение спиной прохлады от алтаря прозрачно-голубое. Он не слышит звуков. Просто потому что не слушает.
Спасибо, автор!
Замечательная история)) Похожа на приключенческие голливудские фильмы с Майклом Дугласом и Харрисоном фордом. И как прекрасно вписались мальчики!! Самое лучшее что можно придумать - чувства развиваются на фоне интересного приключалова)) Соло, в момент , когда спускался осматривать выброшенный на берег труп , просто разорвал мне сердце. ((((((
P.S. правда у меня подозрения , что текст написан по олдскулу, а у меня перед глазами Кавилл и Хаммер, но это ни сколько не делает историю хуже)